Избранное

— Ну, дипломат, — обнадеживающе усмехнулся он. — Ладно, Мелехин, убедил ты меня. Скажу я сержанту, чтобы насильно не укладывал тебя баиньки, — тепло улыбнулся лейтенант, и эта его улыбка до самых глубин моего сердца проникла, на всю мою жизнь.

А вскоре появилось у меня времени на чтение хоть отбавляй. Стали тренировать нас, как быстро занять свое место в танке. Машины стояли перед боксами, на плацу, недавно прокапал дождичек, скользко стало на крашеной броне. Взводный крикнул:

— По машина-ам!

И мы, как растревоженные белки, кинулись к танку: механик и радист-пулеметчик — в передний люк, а остальные трое — в два верхних, на башне. Я пружинисто вскочил на борт, ухватившись за башенную скобу, метнулся на башню и моментально плюхнулся внутрь, как капелька ртути, ни за что не задевая. Ловко заскочили и остальные. Несколько секунд — и все на своих местах, все готовы. Заводи и мчись.

Но мы пока тренируемся, не воюем. Теперь надо так же ловко выскочить из машины… Однако в спешке я поскользнулся на мокрой башне, носок моего сапога вдруг сунулся в скобу, и я полетел вниз головой, повис на одной ноге, всем телом грохнулся о стальной корпус, едва успев хоть сколько-то защититься руками.

Когда меня вытащили из этой ловушки, я уже не мог встать на ногу. Нога у щиколотки распухла, стала как бревно и посинела.

Пришлось отлеживаться больше недели. Вот уж когда почитал! Нога хотя и побаливает, но голове не мешает, читай себе да размышляй…

И как раз в эти дни пришло письмо от Дины. С фотокарточкой!

Дина заснялась во весь рост, правая рука на маленьком круглом столике. Волосы вольно спадают на плечи. У плиссированного платья каждая полоска отчетливо видна, на груди складки вынужденно раскрылись. Высокая шея совсем открыта. А круглое, доброе лицо Дины почему-то кажется строгим — будто хочет предупредить меня: хорошо живи, мушкетер!

Никогда я не думал, что простая фотокарточка, кусочек картона, может дать солдату такое счастье!

Я глядел на милые, до щемящей боли знакомые черты, и сердце мое полыхало жаром, готово было растаять от необычайной нежности.