— Хорошее, товарищ лейтенант! Спасибо вам…
— А что скажешь об одноруком?
— Да вроде бы и на немца-то не похож он! — отвечаю. В моем сознании, можно сказать — в самой крови моей — заложено совсем другое понятие о немцах: все они фашисты, злющие враги, безжалостные убийцы… — Думаю, товарищ лейтенант, этого жизнь уже научила разбираться, что к чему. Не врал же он нам, не играл. Я думаю, в самом деле он такой… а?
Тузиков ответил не сразу.
— Правильно он сказал: работы много… много, — ведь надо, чтоб до всех дошло и чтоб в крови осталось, — размышлял лейтенант. — Богом избранная раса! Чистая арийская кровь… Вы аккуратные, вы работящие, на все руки мастера… а прозябаете в такой маленькой стране… А какие-то второсортные твари занимают огромные земли. Посулил Гитлер жизненное пространство, обещал, что все остальные народы будут работать на великую Германию… И ведь шли за ним. Шли! Вот что страшно, Мелехин. Вот почему многое теперь надо сделать, чтобы до каждого дошло: нельзя один народ возвышать над другими. Нельзя унижать — мир не простит. Люди не простят!
Ты знаешь, Мелехин, какие песни распевали их солдаты? Если весь мир будет лежать в развалинах, к черту! — нам на это наплевать! Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра будем всем миром повелевать!..
— Правда? — содрогнулся я.
— Были и похлеще, — сказал Тузиков. — Поэтому вижу я большую человеческую справедливость в том, что пришли сюда наши танки. Вот так, рядовой Мелехин.
Мы быстро шагаем по окраине немецкого городка, по направлению к гарнизону.
— А все-таки чудно, товарищ лейтенант, — говорю я, — один человек такое может натворить в жизни…
— Да, Мелехин, чудно… Но Гитлер не один был, нет. Запомни: одному такое не под силу. Гитлеров было много, с властью, с большими деньгами. А этого Адольфа — поставили на самую вершину. Адольфа нет, сдохла сволочь, но многие еще остались, Мелехин. Вот это и страшно: остались. Они еще не раз зубы покажут, попомни мое слово.
11