Избранное

Анна Вебер, охваченная пламенным желанием действовать, словно ее действия могли что-то изменить, сделала доктору два укола камфары, чтобы поддержать слабое, с перебоями бьющееся сердце, положила к ногам бутылки с горячей водой, бегом обежала весь город, чтобы найти и привести доктора Клаусса, который ушел совершенно расстроенный, так и не порекомендовав никакого средства, а потом застыла на стуле в ногах у больного. Так она провела всю ночь, в отчаянии глядя на доктора, в то время как Минна спала, тихонько похрапывая, словно мурлыкая, на диване возле печки, утомленная тревогами дня.

То казалось, что он смотрит на Анну и ему приятно ее присутствие, то, что он лежит, о чем-то глубоко задумавшись, устремив горящий, лихорадочный, неподвижный взгляд куда-то в пустоту. Иногда у Анны было такое ощущение, что он ни о чем не думает, ничего не чувствует, что он спит с открытыми глазами или витает где-то между жизнью и смертью. Ей казалось, что только сердце и легкие продолжают свою работу, но все труднее и труднее, преодолевая огромные препятствия.

Утром Анне Вебер нужно было идти в школу. Доктор не был ее родственником, она не могла попросить отпуска из-за тяжелой болезни в семье и поэтому разбудила Минну. Та сделала большие глаза, увидев склоненную над собой голову, и содрогнулась, вспомнив все, что произошло вчера, и представив себе, какой тяжелый день ее ожидает впереди.

В школе, щелкая на счетах, отпуская продукты на день и делая новые заказы, Анна Вебер думала только об одном: застать бы его в живых. Она горячо и убежденно, как в детстве, молилась, а сама взвешивала, считала, отпускала.

Когда она пришла домой, Оскар Зоммер, составивший компанию Минне, поднялся, чтобы уходить. Он нанялся ночным сторожем в большую мастерскую, и ему нужно было немного поспать, прежде чем заступать вечером на пост.

Дыхание доктора стало хриплым, тяжелым; на страшном, осунувшемся лице выделялись огромные глаза, рот был полуоткрыт, губы запеклись. Когда Анна вошла в комнату, ей показалось, что он пристально посмотрел на нее, как бы желая найти в ней успокоение и хоть немного продлить свою жизнь.

В этот момент к нему вернулось сознание.

«Вот она, моя Анна, — думал он, — сидит рядом со мной в мои последние часы, заботится обо мне, как заботилась всю жизнь, делает все, что нужно, уверенно и безошибочно, как она делала всегда, она не отходит от моей кровати, моя заботливая, хорошая, умная и красивая Анна. Меня до сих пор обволакивает ее теплый взгляд, она до сих пор мысленно обнимает меня, до сих пор мысленно прижимает меня к своей груди.

А вот Минна, моя жена. Всю жизнь она была достойной женой врача, настоящей госпожой Таубер, ничем не запятнала нашей фамильной чести. Она ни разу не скомпрометировала меня, не обманула меня, она сумела доказать всему городу, что мы дружная, уважаемая семья, как это было при родителях, при наших предках».

И вот две женщины стоят, наклонившись над ним, одна — чтобы ложечкой чая смочить его высохшие губы, другая — чтобы вытереть его лоб, а он поднимает к ним свои большие, окруженные синевой, лихорадочные глаза, глаза умирающего человека, и, пытаясь улыбнуться, тихо шепчет:

— Я вам очень благодарен, дорогие мои.

Минна поняла это как благодарность за ту заботу, которую она проявляла к нему сейчас, и, довольная, вежливо ответила:

— Не за что, Эгон.

Анна не поблагодарила, потому что поняла, о чем думал доктор, потому что прочла в его взгляде ту тяжелую задачу, которую он теперь возлагал на нее и которую, несмотря ни на что, она должна принять, ибо она исходила от него, а именно: заботиться о его жене, которая остается вдовой.

После этого Эгон Таубер погрузился в бессознательное состояние. На исходе ночи, когда Минна спала на диване, Анна увидела, как длинные и аккуратные пальцы доктора мнут рубашку на груди и одеяло около бедра, словно желая сбросить все покровы со страдающего тела, и поняла, что последняя минута близка. Сколько раз она видела этот жест!

Она разбудила Минну и зажгла свечу. Минна перепугалась и принялась кричать, на ее крики сбежались соседи снизу, набросив на себя что попало.

Все столпились вокруг постели Таубера, глядя на него печальными и заспанными глазами. Телефонистка взяла Минну за талию, чтобы поддержать ее в самую тяжелую для нее минуту, продавщица из государственного магазина все время оправляла свечу, ее муж стоял в ногах умирающего и ждал, когда ему дадут какое-нибудь поручение, как единственному мужчине, находящемуся среди стольких женщин, школьница прильнула к своей сестре, телефонистке, со страхом и любопытством наблюдая, как умирает человек, глаза у нее были полны слез, и она торопливо утирала их, чтобы лучше видеть.

Только Анна Вебер стояла одна в стороне, неподвижная, высокая, и из ее темных глаз струился нескончаемый поток любви и горя, наполнявший всю комнату и омывавший своими волнами слабое, истощенное тело.

Когда в окнах забрезжил рассвет, доктор Таубер скончался.