Избранное

— Трудно нынче с поденщиной, дядя Николай. — Александр Семенович еще частенько называл садовника дядей, как называл его будучи мальчишкой, когда тот был уже женатым мужиком. — Война, сам знаешь, народу мало, да и дороги стали руки…

— Народу мало! Дорого! Небось, вор этакий, плотников сюда нанял, да целый месяц заставил их у себя в деревне дом строить. А на господское дело все не хватает… Барыню опять заставят телят от своих коров покупать, за яйца с птичьего двора платить, как летось. Вот выведу всех на чистую воду, тогда спохватятся! И про дрова, и про покосы расскажу. Даром, что стар, я все их плутни знаю…

Старик разволновался, замахал рукой, грозя кому-то.

— Полно, стоит ли генеральшу с дороги тревожить? У них и так забот много. Мы лучше сами как-нибудь разберемся. Я скажу приказчику — сколько тебе баб нужно? — успокаивал Александр Семенович садовника, и взгляд его при этом явно говорил: «И чего кипятиться из-за господского дела! Воруют… подумаешь! Эка невидаль! Весь свет на том стоит… Добро бы последнее! Или на их век не хватит? А дальше — чего загадывать? Нынче тут, а завтра взашей прогонят…»

Когда волнение садовника улеглось, он сказал:

— В большом цветнике непременно на пионы взгляни-ка, батюшка, очень удались нынче — я от Балинских из Кудашева достал луковицы.

— Погляжу и генеральше покажу. Да что — у тебя всегда порядок! А вот на другое все — глаза бы не глядели! — Александр Семенович рукой махнул и, попрощавшись, пошел прочь.

Николай взял жилистой, еще крепкой рукой лейку и стал зачерпывать воду из большущей, наполовину врытой в землю кадки.

8

Обходя дом, проверяя, как идет подготовка к приезду барыни, Александр Семенович остановился на пороге зала, где работал Вася Поцелуев. Это был истинный артист в своем деле: в профессии полотера он обрел истинное призвание.

Надо было видеть, как, окропив пол затейливым узором мастики, он отставлял ведро и, словно вдохновляясь, окидывал одним взглядом весь зал, заходил с края и начинал тихонько, а затем все размашистее раскачиваться и скользить по паркету босой ногой с чудом прилепившейся к ней щеткой! Он одинаково легко мог продвигаться передом и задом, боком, наискосок, иногда двумя бросками перекидывался из одного конца комнаты в другой; мог на ходу перекинуть щетку с одной ноги на другую, каждое движение было строго рассчитано, и все они производились в каком-то очень складном темпе. То он наклонялся всем корпусом так, что длинный чуб болтался едва не у колен, и широко размахивал рукой; то подвигался, выпрямившись и скрестив руки на груди. Иногда делал чуть согнутыми ногами короткие движения так быстро, что и уследить за ними было нельзя; или, плавно скользя по паркету, вдруг высоко подпрыгивал, делая полный оборот. Шуршание щетки, постукивание ею о плинтусы и ножки мебели, притоптывание голых пяток — все это, казалось, подчинялось тактам внутренней музыки.

Пройдя напоследок пол суконкой, Вася останавливался, утирал рукавом свое изрытое оспой лицо и с минуту глядел на заблестевший паркет. В эти минуты очень хороши были его сияющие синие глаза, красившие одутловатое лицо полотера.

Славу лучшего полотера в уезде, приглашаемого и в губернский город, Вася, безусловно, вполне заслужил. Быть бы ему полотером во дворцах у царя, да зашибает крепко, рассуждали про него мужики, следя за ним с завалинок, когда он, ни на кого не глядя, неуверенной походкой шел по деревенской улице, нагруженный ведром с красками и щеткой, босой, в испачканных штанах и рубахе, с надвинутым на глаза желтым от мастики козырьком картуза.

Заметив Александра Семеновича в дверях зала, Вася остановился.

— Не беспокойтесь, на совесть делаем! Хоть глядись в паркет!

— Да я так только, ничего, кончай себе, я пойду. Поспеешь?

— Не сумлевайтесь — управлюсь. В кабинете против самой двери паркет покоробился, Александр Семеныч, выщербливается.

— Знаю, знаю, — отмахнулся тот. — Вот как дом будем ремонтировать — и паркеты переберем, — безразлично добавил Александр Семенович, видимо, нисколько не веря, чтобы это могло действительно произойти.

9

В прочих комнатах бабы в платках и подоткнутых широких юбках протирали мебель, развешивали занавески, переносили посуду. Все они ходили босиком — деревенским запрещалось входить в дом обутыми. Да и вообще они допускались в господские покои лишь в исключительных случаях. По исстари заведенному в Первине обычаю все приемы крестьян и разговоры с ними происходили через окно или на балконе.

В передней Александра Семеновича поджидал приказчик Илья Прохорович, невысокого роста, коренастый мужик с длинной окладистой черной бородой с проседью, в сатиновой рубахе навыпуск. Как ни старался Илья Прохорович держаться степенно и прикрывать веками свои бегающие глаза, достаточно было взглянуть на него, чтобы тут же заключить, что имеешь дело с продувным плутом. В барском доме он всегда чувствовал себя неловко. И сейчас вот точно прилип к входной двери, не смея шагнуть на паркет с расстеленного перед, ней мата.

Почувствовав крепкий запах дегтя, Александр Семенович сурово оглядел приказчика.