Избранное

Люблю твое лицо — оно непристойно и дико,Люблю я твой чин первобытный,Восточные губы, челку, красную кожуИ всё, что любить почти невозможно.Как сросся ты со своей неуклюжей собакой,Из угла вдруг залаешь громко внезапноИ смущенно глядишь: «Я дикий,Некомнатный, вы извините?..»Но страшно в твоей мастерской: собака,Прожженные трубки, ненужные книги и девичьих                статуйОт какого-то ветра загнутые руки,Прибитые головы, надломленные шеи, —Это побеги лесов дремучих,Где кончала плясать Саломея…Ты стоишь среди них удивлен и пристыжен —Жалкий садовник! Темный провидец!

Февраль 1915

11. «Горбится, мелкими шажками бежит…»

Своя

Горбится, мелкими шажками бежитТуда и обратно.Тонкие пальцы от всех обидСкручены как-то.Раздумчивый глазИ усмешка:Кое-что знаю про вас,Все мы здешние, все мы грешные!Жизнь нелегка,И очиститься нечем.Убьешь паука —Отойдешь и повесишься.Поглядит и бежит куда-то —Туда иль обратно.И, отвисшие, к ночи засохшие(От молитвы иль только от страсти скрытой?),Жадно ловят комнатный воздухГубы семита.

Июнь 1915

62. КАНУН

На площади пел горбун,Уходили, дивились прохожие:«Тебе поклоняюсь, буйный канунЧерного года!Монахи раскрывали горящие рясы,Казали волосатую грудь.Но земля изнывала от засухи,И тупился серебряный плуг.Речи говорили они дерзкие,Поминали Его имена.Лежит и стонет, рот отверст,Суха, темна.Приблизился вечер.Кличет сыч.Ее вы хотели кровью человеческойНапоить!Тяжелы виноградные гроздья.Собран хлеб.

Мальчик слепого за руку водит.Все города обошли.От горсти земли он ослеп.Посыпал ее на горячие очи,Затмились они.Видите — стали белыми ночиИ чернью покрылись дни.Раздайте вашу великую веру,Чтоб пусто стало в сердцах!И, темной ночи отверстые,Целуйте следы слепца.Ничего не таите — ибо времяПричаститься иной благодати!»И пел горбунок о наставшем успенииЕго преподобной матери.

Февраль 1915

63. НАД КНИГОЙ ВИЙОНА

Бедный мэтр Франсуа!В таверне «Золотой осел» сегодня весело.Пришел, усмехнулся даме

(Все мы грешные!),Кинул на стол золотое экю.На твоем ЗавещанииТри повешенных.И горек твой дарМоей печалиВ этот желтый и мокрый март,Когда даже камень истаял.Пошел — монастырский двор,И двери раскрыты к вечерне.Маленький чертШилом колет соперника.Всё равно!Пил тяжелое туренское вино.Ночи лик клонился ниже.Пели девы: «Вот Он! Вот Он!»Петухи кричали. ТриждыОт Него отрекся Петр.

Февраль 1915

64. ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО МАРТА