Избранное

— Что вы делаете? — спросила она, все еще не поднимая головы. — Вы опять сломаете ребра.

— Да, — согласился он, неловко гладя ее волосы.

— В этом-то все и дело, — проговорила она. — Вот так вы всегда… Вредите самому себе, только чтобы напугать других. И никакого удовольствия вам это не доставляет.

— Никакого, — согласился он и, чувствуя, как в грудь вшиваются раскаленные иглы, продолжал гладить ей волосы твердой неловкой рукой. В далекой вышине над ним сверкали страшные черные звезды, а вокруг простирались долины тишины и покоя. Наступал вечер, в комнате уже сгущались тени, они растворялись во мгле, а за окном рассеянным, почти осязаемым сияньем неведомо откуда струился бледный солнечный свет. Где-то уныло и грустно замычали коровы. Нарцисса наконец поднялась, касаясь пальцами своего лица и волос.

— Вы уже совсем скрючились. Если вы будете и дальше так себя вести, то никогда не поправитесь. Повернитесь на спину.

Он повиновался — медленно, закусив губу от боли; на лбу его выступил пот, а Нарцисса с тревогой за ним наблюдала.

— Вам больно?

— Нет, — отвечал он, и рука его снова сомкнулась вокруг ее руки, которая теперь больше не пыталась сопротивляться. Солнце уже зашло, и вечерняя полутьма, хранительница мира и покоя, наполнила комнату, и сумерки стали сгущаться.

— И вы больше не будете с такой скоростью носиться на автомобиле? — настойчиво вопрошала она из тьмы.

— Не буду, — отвечал он.

8

Тем временем Нарцисса получила от своего анонимного корреспондента еще одно письмо. Это письмо принес ей Хорес. Однажды вечером, когда она лежала в постели с книгой, он постучал, открыл дверь, нерешительно остановился, и некоторое время оба смотрели друг на друга через невидимый барьер отчужденности и гордого упрямства.

— Прости, что я тебя беспокою, — натянуто проговорил он.

Неподвижно лежа под затененной абажуром лампой, которая освещала пятно темных волос на подушке, она опустила книгу и спокойным вопросительным взглядом смотрела, как он прошел по комнате и остановился у ее кровати.

— Что ты читаешь? — спросил он.

Вместо ответа она закрыла книгу и, заложив ее пальцем, показала ему пеструю обложку. Но он даже не взглянул. Ворот его рубашки под шелковым халатом был расстегнут, и, пошарив тонкой рукой по ночному столику, он взял с него другую книгу.

— Я не знал, что ты так много читаешь.

— У меня теперь стало больше свободного времени, — отвечала она.

— Да.

Рука его все еще перебирала лежавшие на столике предметы.

Нарцисса ждала, что он заговорит, но он молчал, и тогда она спросила:

— Что ты хотел мне сказать, Хорес?

Он присел на край кровати. Однако глаза ее все еще смотрели вопросительно и враждебно, а рот был сжат в холодной упрямой гримасе.

— Нарси, — выговорил он наконец. Она опустила глаза на книгу, и тогда он добавил: — Во-первых, я хочу извиниться, что так часто оставляю тебя по вечерам одну.

— Вот как?

Он положил руку ей на колено.

— Посмотри на меня. — Она подняла к нему враждебные глаза, и он повторил еще раз: — Я хочу извиниться, что так часто оставляю тебя по вечерам одну.

— Значит ли это, что ты больше не будешь этого делать или, наоборот, что ты вообще больше не будешь приходить?

Некоторое время он задумчиво сидел, не снимая руки с ее покрытого одеялом колена. Потом поднялся, постоял у стола, перебирая лежащие на нем предметы, и снова присел на кровать. Нарцисса погрузилась в чтение, и он хотел было отобрать у нее книгу, но она не отдавала.

— Что тебе надо, Хорес? — сердито спросила она.

Он снова задумался, а она смотрела на его лицо. Он поднял глаза.

— Мы с Белл решили пожениться, — выпалил он.

— Зачем ты говоришь это мне? Это надо сказать Гарри. Если, конечно, вы с Белл не собираетесь пренебречь формальностями развода.

— Он знает, — отвечал Хорес. Он снова положил ей руку на колено и стал гладить его через одеяло. — Ты даже не удивляешься?

— Я удивляюсь тебе, а не Белл. Белл по натуре авантюристка.

— Да, — согласился он. — Кто тебе это сказал? Ты бы сама до этого не додумалась.

Она лежала с книгой в руках и смотрела на него. Он грубо схватил ее за руку, она попыталась высвободиться, но тщетно.

— Кто тебе сказал?

— Никто мне ничего не говорил. Пусти, Хорес.

Он выпустил ее руку.

— Я знаю кто. Миссис Дю Пре.

— Никто мне ничего не говорил, — повторила она. — Уходи и оставь меня в покое, Хорес. — За враждебностью в глазах ее таилось безнадежное отчаяние. — Разве ты не понимаешь, что слова ничему не помогут?

— Понимаю, — устало проговорил он, продолжая гладить ее колено. Потом он встал, сунул руки в карманы халата, повернулся было к дверям, но опять остановился и вытащил из кармана конверт. — Вот тебе письмо. Я совсем забыл. Прости, пожалуйста.

Она уже снова читала.

— Положи на стол, — сказала она, не поднимая глаз.

Он положил конверт на стол и пошел прочь. В дверях он оглянулся, но она так и не подняла головы от книги.