Читаем Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории полностью

Как производить замену одних выставленных вещей другими, нельзя, разумеется, предписать для всех случаев. Часто наиболее целесообразной и наиболее легко осуществимой будет постепенная частичная замена. Каждую неделю можно вместо некоторых известных уже публике картин вешать другие, еще не известные или хорошо забытые, вместо одних коллекций гравюр, вышивок, ковров, кружев, керамики и т. д. выставлять другие коллекции. При такой системе, в зависимости от богатства музея, все его имущество пройдет перед глазами посетителей в месяц, в полгода, в год; при каждом новом посещении посетитель или будет находить все новые произведения искусства, или с радостью узнавать старых знакомых, исчезнувших уже много времени тому назад и теперь вновь всплывающих. Но такая система применима, разумеется, лишь при условии значительной однородности состава музея, где замена одной вещи другой не разрушает ансамбля вещей. Если же данный музей обладает разнородными коллекциями, то предпочтительно будет замену экспонатов производить целыми ансамблями, целыми выставками. Так как выставки эти не должны быть громадными, на десятки зал, а должны иметь те самые скромные размеры, о которых мы только что говорили, так как состав каждой выставки может изменяться постепенно и частично, то неосуществимого в смене отдельных выставок ничего нет.

Такими порядками будут, понятно, недовольны те заведующие музеями, которые смотрят на свою должность как на синекуру, дающую возможность не делать ничего, а жалованье получать. Но надо надеяться, что таких заведующих, если они есть, с каждым новым годом будет все меньше: заведующий публичным музеем есть не смотритель здания, а политпросветработник. Публика будет довольна, станет чаще ходить в свой музей, научится не потерянно бродить по музейным залам, поглядывая то туда, то сюда, а действительно смотреть и видеть и усваивать. А те общественные и государственные учреждения, которые дают средства на содержание музеев, почувствуют значительное облегчение.

Дело в том, что при обычной у нас системе экспозиции, в силу которой обязательно раз навсегда держать на выставке каждую имеющуюся в музее вещь или раз навсегда запереть не помещающиеся вещи в кладовой, никакое музейное помещение не может быть надолго достаточным: поступают все новые вещи а стены-то не раздвигаются, а расходы на персонал и прочее растут, да жаль, что вещи, вместо того чтобы приносить пользу, скрыты в музейных хранилищах или выставлены в такой тесноте, при которой даже и видимое становится невидимым.

Вопрос о размещении экспонатов имеет гораздо больше значения, чем ему обыкновенно придают. Центральные наши музеи выросли из дворцовых коллекций и зачастую продолжают и по сей час помещаться во дворцах. Традиция до такой степени сильна, что даже новые специально музейные здания иногда строятся по дворцовому типу – с большими высокими парадными залами. В таких залах, естественно, чтобы использовать помещение, приходится развертывать экспозицию в высоту – картины, например, вешаются группами, в несколько ярусов одни над другими, витрины устраиваются со многими полками, щиты с вещами помещаются так, что посетитель должен запрокидывать голову или отходить на такое расстояние, с которого он никаких подробностей не видит, и т. д. Так устраивать можно музей только при условии, чтобы ни на минуту не подумать о том, что всякая экспозиция устраивается не для вещей самих по себе, а для людей, для показа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее