Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Тема первая: Павел I – император. Надо сказать, что нет ничего труднее для показа, чем Павел I: чудачества этого безумца сделали его притягательным центром для всевозможных анекдотов, а трагическая погибель застряла в памяти даже таких людей, которые историческими знаниями вообще не блещут. Другими словами: личность Павла, рисующаяся воображению под видом всевластного и злого шута, заслоняет исторический процесс. В целях пропаганды здравого исторического материализма с таким представлением о Павле нужно энергично бороться: не цари делают историю, а история делает царей. Личное чудачество и безумие Павла определяют собою, как он делал то, что делал; но делал он не то, что ему взбрело на ум под влиянием случайного стечения обстоятельств или болезни, а то – и только то, что объективно было необходимо по ходу исторического процесса. Мы уже видели, что в 80-х годах XVIII в. произошел некоторый перелом в развитии русской общественности: кончилась сословно-аристократическая фаза, началась какая-то иная, новая жизнь, появляются новые люди в руководящей роли, пробуждаются новые общественные слои. Павел погиб не от руки соперника, как Петр III, и не по прихоти преторианцев-гвардейцев: убийство Павла есть акт социальной контрреволюции, совершенный побежденной кастой, и кристаллизовавшиеся вокруг его имени «жестокие» анекдоты имели назначение оправдать личным безумием царя это цареубийство, совершенное дворянством. Музейный показ Павла I имеет целью разрушить дворянскую легенду о Павле-шуте и продемонстрировать Павла-императора. Этого нельзя сделать в Павловске, роскошном и романтическом; это можно сделать только в Гатчине, излюбленной резиденции Павла, где он не мечтал и наслаждался, а жил и страдал и работал – готовился стать императором и «служил» императором.

Для того чтобы понять анекдотического Павла, достаточно рассмотреть его портрет: маленький курносый уродливый человечек с короною набекрень, в страшно чванной позе, в страшно пышном маскарадно-царском одеянии и с комически-импозантным выражением на лице. Все несчастное, оставившее неизгладимые следы, детство этой жертвы неумеренной нежности Елисавет Петровны и ненависти Екатерины II достаточно объясняет характер анекдотического Павла. Тут не надо никакой дополнительной экспозиции – разве что несколько портретов: Елисавет Петровны, Екатерины, Панина или еще кого-нибудь. Но чтобы понять и оценить по достоинству Павла-императора, надо дать себе отчет в общем ходе русской истории за XVIII век. Вот тут нам может пригодиться портретная галерея Гатчинского дворца: в верхнем – сейчас пустом – этаже Главного корпуса мы должны показать эту историю правящих верхов XVIII века в лицах. Осмотр Павловских зал нужно начинать именно с этого верхнего этажа, где, кроме русских предшественников и современников, найдут себе место также и иностранные современники Павла I – прежде всего его знаменитый австрийский аналог Иосиф II (1780–1790), типичный представитель «просвешенного абсолютизма», в интересах торговли и промышленности стремившийся к бюрократизации государства и боровшийся с привилегиями дворянства и церкви, и сестра Иосифа Мария-Антуанетта, погибшая на эшафоте королева Франции. Все эти портреты позволяют наглядно показать исторические условия и предпосылки, среди которых пришлось действовать Павлу I.

Отсюда надо спуститься в официальные залы среднего этажа. Теперь Павел I – с его высокоторжественными тронными залами, с его парадными спальнями, с его роскошными гостиными, в которых красуются бесценные гобелены, – уже не будет казаться смешным. Несоответствие природных данных, физических и умственных, той исторической задаче, которую он, разумеется, ясно не осознает, но которую чувствует всем своим существом и пытается разрешить всеми своими поступками, усугубляет трагическое, а не комическое, впечатление, которое остается от парадных зал Павла. Вся роскошь этих зал – какая-то напряженная: она не украшает жизнь (как в Павловске), а только должна импонировать. В течение всей своей жизни Павел не покоился на розах – и не давал покоиться другим; сам «служил» – и заставлял «служить» других.

Наконец, вниз, в личные комнаты. Без них не будет вполне убедительного образа. Тут – портрет Петра I, портреты французского короля Генриха IV (трижды: гипс, мрамор, гобелен) и его министра Сюлли (дважды: мрамор и гобелен), мраморная статуэтка мальчика, несущего каменную глыбу, о которой выше была уже речь. Тут тесная спальня с походною складною кроватью, тут кабинетик с любимыми книгами (опять: Сюлли!), тут рядом знаменная, кордегардия, будка для часового… Павел остается императором даже у себя «дома», даже в свободное от служебных занятий время, даже в халате.