Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Из жилого кабинета Александра III на антресолях нужно по винтовой лестнице (она достаточно для этого широка и удобна) подняться в его официальный кабинет, где он функционировал как император. Если свою квартиру на антресолях Александр устроил как раз в тех комнатах, где когда-то его дед имел свою личную спальню и где жила фрейлина В. Нелидова, то свои официальные покои он устроил там, где жили дети Николая I. Поднимаясь по винтовой лестнице, надо обратить внимание экскурсантов на то, что эта лестница находилась, конечно, в исключительном или почти исключительном пользовании лично Александра III: из своих антресолей он по ней спускался вниз в «военный кабинет» Николая I и, через него, в Арсенальную залу, где резвились дети, или в гостиные Марии Феодоровны и в столовую; и по той же винтовой лестнице он поднимался вверх непосредственно в свой парадный кабинет… декорирована лестница в нижнем своем отрезке «художественно украшенными» меню (т. е. расписаниями кушаний) особенно, очевидно, понравившихся императору обедов, а в верхнем отрезке бесчисленными женскими портретами, без обрамлений повешенных картинка к картинке, целая галерея «граций» – экскурсант, который помнит по Петергофскому Большому дворцу или по Гатчинскому Павловскому корпусу, как императоры XVIII в. понимали подобные «галереи граций», оценит сразу всю дистанцию огромного размера, отделяющую Александра III от Екатерины II и Павла I. Александр III ни в какой области – и менее всего, может быть, в области художественных вкусов – не идет не только во главе, но и сколько-нибудь в уровень со своим временем.

Официальный кабинет Александра III и идущие за ним (с точки зрения тех лиц, которых царь принимал, – предшествующие ему) комнаты уставлены очень дорогой, подлинно ампирной, но разрозненною мебелью, которая сюда частью была привезена из Таврического дворца, частью куплена у какого-то частного лица. Все эти – частью прекрасные – вещи никак не согласованы одна с другою и с картинами и гобеленами на стенах, с богато переплетенными томами дешевеньких иллюстрированных журналов, разложенными по столам для развлечения ожидающих «высочайшего приема». По пестроте и безвкусию официальные комнаты Александра III не имеют себе равных – они похожи на какие-то аукционные залы; но сам-то Александр III, устраивая их, желал, очевидно, поразить своих гостей царственною роскошью. Александр III хотел играть «в императоры», но ему это не удалось.

Из официальных приемных Александра III, отнюдь не задерживаясь в Китайской и Японской галереях, мы должны пройти к парадной лестнице Николая I, мимо прекрасного бюста работы Витали, через весь парадный этаж Павла I, через Чесменскую галерею, вниз по лестнице, ведущей в «Кухонное каррэ». Непосредственный контраст всего того, что экскурсант уже знает из прежних осмотров и теперь припоминает, быстро проходя в церковь, с тем, что он только что видел у Александра III, должен произвести сильное впечатление даже на наименее подготовленных людей: вырождение царской власти и вырождение ее носителей, выхолощенность и призрачность самодержавия конца XIX века станут очевидными даже для слепых.

Попав на нижнюю лестничную площадку, мы можем подняться двумя новыми лестницами – справа и слева – в церковь. Церковь эта была построена Николаем I в каком-то фантастическом «византийском» или «романском» стиле; она – изящная и светлая, с оштукатуренными и слегка окрашенными сводами и стенами. В эту церковь впоследствии внедрился Александр III: стены были обиты красным сукном и сплошь увешаны дешевыми (хотя иногда и в очень дорогих окладах) иконами и пасхальными расписными яйцами из папье-маше – подношениями разных верноподданных. Существует намерение разбить эту церковь по длине на две строго симметричные половины, одну из них восстановить в том виде, который она имела при Николае I, а другую в том, какой ей придал Александр III. Правда, оклады с икон, если они были из драгоценного металла, давно сняты и пошли в госфонд, так что Александровская половина церкви после реставрации получит несколько менее богатый вид, чем какой она имела лет тридцать тому назад, но пестрота и безобразие будут подлинные. Благочестивые люди придут в ужас от такого противопоставления Николаевского благочестия «под Европу» и чисто азиатского благочестия Александра III; строгие стилисты, которые полагают, что вещи существуют не ради людей, а ради себя самих, будут негодовать по поводу столь неприемлемой «эстетически» комбинации… но ведь мы устраиваем музеи не для богомольцев и не для стилистов, чтущих память Александра III, а для советской общественности. Советского экскурсанта мы не можем лучше научить, какой путь пройден самодержавием за вторую половину XIX века, чем вот таким противопоставлением, синтезирующим все, что он увидел в Арсенальном каррэ. Под впечатлением этого синтеза мы его прямо из церкви выпускаем во двор Кухонного каррэ на свободу – пусть гуляет дальше один и передумывает все виденное.