Избранное. Мудрость Пушкина

Как же живет дух в минуты этой блаженной отрешенности? По свидетельству Пушкина, дух живет тогда своим собственным содержанием. И тут у Пушкина намечается двоякий опыт: по его мысли, иногда посторонний толчок погружает душу в забвение, и она начинает жить сама в себе; иногда же нечто, возникшее в ней самой, внезапно вырывает ее из явного бытия и на некоторое время наполняет ее своим цветением, так что никакому внешнему восприятию уже нет доступа в нее; то есть известное интимное переживание души является либо только содержанием «сна», либо вместе и причиной «забвения», и содержанием «сна».

Таковы прежде всего воспоминания, то есть те внешние восприятия, те чувства и мысли, причиненные извне, которые к моменту отрешения уже ассимилированы духом и сделались его личным достоянием. Эта связь «забвения» с воспоминанием носит у Пушкина почти характер закономерности. Так он говорит о Людмиле:

Иль, волю дав своим мечтам,К родимым киевским полямВ забвенье сердца улетает;Отца и братьев обнимает,Подружек видит молодыхИ старых мамушек своих —Забыты плен и разлученье!(Руслан и Людмила, IV)Он забывался; в нем теснилисьВоспоминанья прошлых дней,(Кавказский Пленник)Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым,

Мечтанья смутные в груди моей тая,Скитаясь по лугам, по рощам молчаливым,Поэтом забываюсь я!И славных лет передо мноюЯвлялись вечные следы(Воспоминания в Царском Селе)[47]Быть может, в мысли нам приходитСредь поэтического снаИная, старая весна(Онегин. VII, 3)       …Я живуТеперь не там, но верною мечтоюЛюблю летать, заснувши наяву,В Коломну, к Покрову – и в воскресеньеТам слушать русское богослуженье.

(Домик в Коломне)

В черновом наброске «Давно ли тайными судьбами» есть такие строки:

Но (часто) сердцем (душою) ищем усыпитьсяВ минувшем (времени) живем;

эти строки тут же переделаны так:

Но сердце тихим сномВ минувшем любит забываться.

В последней песне «Онегина» Пушкин рассказывает о своем герое:

И постепенно в усыпленьеИ чувств и дум впадает он,А перед ним воображенье

Свой пестрый мечет фараон.То видит он: на талом снеге,Как будто спящий на ночлеге,Недвижим юноша лежит,И слышит голос: что ж? убит.То видит он врагов забвенных,Клеветников, и трусов злых,И рой изменниц молодых,И круг товарищей презренных,То сельский дом – и у окнаСидит она…(Онегин. VIII, 37).

Даже в полном и окончательном отрешении души от внешней действительности еще сохраняется, по мысли Пушкина, воспоминание, – последняя тончайная связь души с миром. Отшельник в «Руслане и Людмиле» говорит о себе:

Ах, и теперь один, один,Душой уснув,

в дверях могилы,Я помню горесть, и поройКак о минувшем мысль родится,По бороде моей седойСлеза тяжелая катится.(Руслан и Людмила, I).

Таков и Пимен, умерший для мира, и однако «душой в минувшем погруженный».

К одной категории с воспоминаниями относятся и другие переживания души, также внушенные извне, но ставшие личной собственностью данного духа. Таковы надежды:

В ней сердце, полное мучений,Хранит надежды темный сон(Онегин, III, 39).Обманчивей и снов надежды,Что слава?(Разговор Книгопродавца с Поэтом)

Неясных, темных ожиданий Обманчивый, но сладкий сон (Алексееву).

Таковы и переживания любви. Пушкин часто называет любовь «сном», разумея в этих случах под любовью, конечно, не объективное и конкретное явление любви, а тот почти отрешенный, глубоко личный комплекс чувствований, каким она становится внутри души. Любовь есть «сон души», потому что она самодержавно господствует в душе, наглухо отрешая ее от всей остальной действительности. Вот несколько примеров: