Почему в столь великое смятение приводит поэта краткость нашей жизни? Очевидно, он чувствует, что эта краткость делает невозможным осуществление того, на что мы способны. Хоть и немногие желали бы повторить свою жизнь, мы часто слышим, как люди говорят: «Если бы только я мог начать свою жизнь сначала, обладая всем своим опытом, – я смог бы прожить ее правильно. Она была бы чем-то большим, нежели этот обломок, этот отрывок, эта неудавшаяся попытка, что я называю своей жизнью». Но жизнь не позволяет нам начинать заново. И даже если бы мы смогли начать все снова, и даже если бы наша жизнь оказалась одной из наиболее совершенных, счастливых и удачных – разве не почувствовали бы мы, оглядываясь на нее, то же самое, что чувствовал и псалмопевец? Разве не почувствовали бы мы, что самые ценные вещи в ней – добро, творчество, часы радости – связаны с бесконечным тяжким трудом и сопровождаются разочарованием? Разве не почувствовали бы мы, что казавшееся нам важным – вовсе не таково? А перед лицом смерти разве не стали бы все наши оценки и суждения сомнительными и ненадежными? Таким, безусловно, был душевный настрой того древнего поэта, который написал 89 псалом.
В рассуждениях подобного рода есть опасность: они могут породить в нас некое сентиментальное, поверхностное удовлетворение собственной печалью, сладкое переживание грусти, извращенное стремление к трагическому. В 89 псалме нет и намека на такие чувства. Поэт знал нечто такое, что неведомо большинству наших современных пессимистов, и выражает он свое знание вескими словами: «Ибо мы исчезаем от гнева Твоего, и от ярости Твоей мы в смятении. Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего». Эти слова указывают на нечто такое, чего в природе мы не находим: вину человека и гнев Бога. Зримым становится иной порядок вещей. Один лишь природный закон «из праха в прах» не объясняет человеческую ситуацию. Тот факт, что человек скован этим законом, выражает собой ответ Бога на попытку человека уподобиться Ему. Мы должны умереть, потому что мы прах, – таков закон природы, которому мы подвластны вместе со всеми существами и вещами: горами, цветами и зверями. Но в то же время мы должны умереть потому, что виновны. Таков моральный закон, которому, в отличие от всех других существ и предметов, мы подчинены. Оба эти закона равно истинны; оба они изложены во всех частях Библии. Если бы мы могли спросить псалмопевца или других авторов Библии о том, как, по их мнению, эти законы согласуются друг с другом, – они бы затруднились с ответом. Они, так же как и мы, чувствовали, что смерть не только естественна, но и противоестественна. Что-то восстает в нас против смерти, где бы она ни являлась нам, что-то бунтует в нас, когда мы видим труп; мы протестуем против смерти детей, молодых людей, мужчин и женщин в расцвете лет. Мы ощущаем стихию трагического и в уходе старых людей с их опытом, мудростью и неповторимой индивидуальностью. Мы восстаем против нашей собственной кончины, против ее предопределенности, неизбежности. Мы не восставали бы против смерти, будь она просто естественным процессом, как не возмущаемся при виде опадающей листвы: мы приемлем это, хотя и с чувством печали. Но человеческую смерть мы так не принимаем, мы восстаем; а коль скоро наш бунт бесполезен – то покоряемся и стихаем. Мы колеблемся между бунтом против смерти и покорным ее принятием, и оба наших состояния свидетельствуют о том, что для нас смерть неестественна.
Смерть – дело Божественного гнева: «Все дни наши прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук». Странным стало в наши дни представление о Божественном гневе. Мы отвергли религию, которая превращает Бога в яростного тирана, в существо, наделенное страстями и желаниями, совершающее капризные и непредсказуемые действия. Не это означает гнев Бога. Гнев Бога означает неизбежную реакцию против каждого искажения закона жизни и сверх того – против человеческой гордости и надменности. Эта реакция, отбрасывающая человека назад, в свои пределы и границы, – не кара, необузданная и страстная, и не возмездие Бога – это восстановление равновесия между Богом и человеком, нарушенного, когда человек восстал против Бога.