Избранное в двух томах

Но радио на самолете в наши дни не только средство связи.

Оно же стало едва ли не основным средством воздушной навигации.

Давно прошли времена, когда экипажу самолета, чтобы прилететь к месту

назначения, приходилось неуклонно заниматься сличением карты с местностью.

Теперь совсем иное. Стрелки радиокомпасов показывают направление на

любую радиостанцию, бортовой радиолокатор позволяет видеть наземные

ориентиры сквозь сплошную облачность и в темную ночь, наземные пеленгаторы

по первому запросу сообщают на борт корабля его фактическое местоположение.

Широков распространение получили автоматические навигационные системы.

В одной из предыдущих глав я рассказывал, как в свое время летчики

завидовали «наземникам», имевшим в своем распоряжении такой надежный

метод ориентировки, как «опрос местных жителей». Теперь и авиация получила

возможность опрашивать местных жителей, правда не всех, а только.. сидящих у

пультов пеленгаторов и радиолокаторов.

Смотреть вниз, на землю, стало не нужно. Даже случайным разрывом, открывающим взору какой-нибудь характерный изгиб реки, пересечение дорог, населенный пункт или другой ориентир, который можно опознать по карте, редко

кто воспользуется. Разве что мелькнувшее место почему-либо представляет

специальный, непосредственно к ходу полета не относящийся интерес —

например, воспоминание о выдающейся рыбалке, на которой второй летчик

когда-то поймал за одно утро полтора десятка «вот таких» окуней, или как

местожительство очаровательной девицы, у которой (опять-таки немало лет

назад) пользовался решительным успехом бортрадист. .

* * *

Почему летчики такие суеверные?

Этот вопрос, относящийся к той же тонкой области психологии летного

труда, занимает по частоте повторяемости второе место — сразу после

пресловутого «А страшно ли летать?».

273 Но суеверны ли летчики и вообще представители авиационных профессий в

действительности?

Думаю, что нет.

Хотя, впрочем, бывает всякое.

. .Многоместная десантная машина готовилась к первому вылету. Как всегда

в подобных случаях, в последний момент одна за другой выплывали всякие

мелочи — то незашплинтованная гайка, то непротарированный прибор, то не

«закрытый» контролером дефект. В результате полный ажур был наведен только

к вечеру.

Солнце было уже совсем невысоко над горизонтом, когда летчик-испытатель

В. П. Федоров успешно выполнил небольшой подлет — взлет, короткую прямую

над самой землей и посадку прямо перед собой. Время пребывания в воздухе при

этом измерялось буквально секундами — иначе для посадки в пределах

аэродрома не хватило бы места. За эти секунды летчик должен разобраться в

новой машине в такой степени, чтобы уверенно сказать: можно идти на ней в

воздух или надо перед этим сделать что-то еще. Без подлета первый вылет был

бы гораздо опаснее.

Итак, подлет остался благополучно позади.

Тут же, на летном поле, летчик и конструктор обменялись несколькими

фразами:

— Ну как, Владимир Павлович, машина?

— Нормально, Николай Николаевич. Рулей слушается. Садится просто. Запас

ручки небольшой, но все-таки есть. Так что вроде все в порядке.

— Как ваше мнение о первом вылете?

— По-моему, препятствий нет.

Летчик был прав: технических препятствий к вылету не оставалось. Но

быстро приближалось препятствие другого характера — заход солнца. Выполнять

же первый вылет опытной машины в сумерках было бы на грани явной

авантюры.

Об этом конструктору прямо сказал находившийся тут же руководитель

летной части института!

— Николай Николаевич, до захода солнца осталось тридцать пять минут.

Пока соберутся, осмотрят машину, оттащат ее снова в начало полосы, пока суд да

дело, пройдет еще минут пятнадцать. А на первый полет надо по крайней мере

вдвое больше. .

— Ничего, я разрешаю: пусть полетает для первого раза хотя бы пятнадцать

минут.

274 — А если какая-нибудь неисправность? Бывает, что и рад бы сесть, да воздух

держит!

— Ничего подобного быть не может: я гарантирую!

— Николай Николаевич! Ну зачем так торопиться? Что изменится, если

вылет будет не сегодня вечером, а завтра утром?

И тут-то по лицам свиты, плотно окружавшей место спора, пробежали

сдерживаемые, но вполне явные усмешки. Завтра чем-то не годилось. Но чем?

Это вскоре выяснилось. Завтра было тринадцатое число.

Послезавтра было воскресенье — день категорически нерабочий, причем, как

я подозреваю, не из одних лишь соображений заботы о сбережении сил и

здоровья трудящихся.

После воскресенья в соответствии с законами календаря должен был

последовать понедельник, почитавшийся на этой фирме столь же тяжелым, как и

тринадцатое число. В общем выходило, что с отменой вылета сегодня дело

откладывалось на целых четыре дня.