Избранное в двух томах

обязанность — тоже не простая! — разбираться в летных происшествиях: от

мелкой поломки до катастрофы. Боюсь, что в труднообъяснимых случаях соблазн

перенести всю ответственность на человека, держащего штурвал в руках, весьма

силен. Конечно, если летчик виноват, то он виноват. Я не хотел бы, чтобы меня

поняли превратно, как поборника автоматической амнистии летчика при любых

обстоятельствах (хотя и у такой крайней точки зрения есть свои сторонники; их

позиция базируется на том, что летчику, даже допустившему ошибку, ее

последствия грозят прежде и сильнее, чем кому бы то ни было иному). Но стоит

ли обязательно изображать летчика виновником аварии всегда, когда истинная ее

причина остается неизвестной?.

К сожалению, в том случае, о котором идет речь, получилось именно так: виноватым остался Рыбко.

И лишь впоследствии, когда множество серийных самолетов этого типа, в

каждом из которых была заключена немалая доля опыта, знаний, таланта, самоотверженности Николая Степановича Рыбко, уже успешно летало в течение

ряда лет в нашем небе, только тогда на одном из серийных экземпляров вдруг. .

самопроизвольно убрались закрылки!

Спустя некоторое время то же самое случилось еще на одном самолете того

же типа. Словом, дефект системы выпуска закрылков, послуживший причиной

той, первой аварии, в конце концов все-таки выплыл на свет божий! Бывают

такие дефекты, коварные именно тем, что проявляются они не в каждом полете, или десятке, или хотя бы сотне полетов, а, что называется, раз в год по

обещанию. Выловить и устранить такой дефект, понятно, очень трудно. И надо

же было ему случиться на первом драгоценном опытном экземпляре, да еще у

самой земли!

Да, это было невезение в полном смысле этого слова. Досадное, обидное

невезение!

* * *

Но эта история с закрылками окончилась если и не благополучно, то уж, во

всяком случае, не трагич-

165

но. К сожалению, так получалось не всегда. Бывало и гораздо хуже..

Каждый раз после того, как очередная катастрофа уносит кого-то из тесного

круга испытателей, коллеги погибшего еще долго обсуждают происшедшее в его, так сказать, пилотажно-техническом аспекте, независимо от того, что

одновременно тем же самым занимается официально назначенная аварийная

комиссия. Смею утверждать, что эта неофициальная комиссия подходит к

разбору дела, во всяком случае, не менее фундаментально. Оно и не мудрено: никакой опыт не дает таких полезных уроков на будущее, как опыт горький. И

нельзя допустить, чтобы, доставшись столь дорогой ценой, он, хотя бы в малой

степени, пропал напрасно. Этого требуют интересы дела. Того самого дела, которое не удалось довести до конца погибшему и которое продолжат его

товарищи. Продолжат, как правило, в самом прямом, конкретном смысле этого

изрядно потертого от неумеренного употребления выражения — возобновят

прерванное испытание на другом экземпляре того же самолета, построенном

вместо разбившегося. Естественно, что именно они, товарищи погибшего, и

нуждаются больше чем кто бы то ни было в его последней дружеской услуге —

кровью написанном опыте полета, из которого он не вернулся.

Один мой знакомый журналист, случайно попавший в комнату летчиков в

разгар подобного обсуждения, с горечью сказал:

— Это же цинично! Только вчера они стояли в почетном карауле, говорили

скорбные речи, утешали осиротевших родственников. . А сейчас сидят и

разбирают страшную человеческую трагедию, будто варианты отложенной

шахматной партии! Спорят, с азартом перебивают друг друга. Действительно, можно подумать, что дело идет о том, как лучше пойти — слоном или ладьей. .

Я промолчал. Лаконичный ответ ничего не объяснил бы моему собеседнику, а говорить подробно не хотелось — у меня у самого голова была повернута в

сторону так оскорбившего его «разбора».

Но, конечно же, он был по любому счету не прав, Не прав прежде всего

потому, что, пользуясь его же, моего собеседника, сравнением, «шахматная

партия», вокруг которой идет спор, именно отложена. Не сыг-166

рана, а только отложена! Она будет продолжаться, а значит, как бы это ни

выглядело со стороны, нуждается в детальном, педантичном, проведенном с

холодной головой (сердце при этом может оставаться горячим!) анализе.

Как правило, такой анализ приводит к очень полезным и вполне конкретным

выводам.

Но бывает иногда и так, что, детально разобрав все действия погибшего

летчика и обговорив все возможные варианты, испытатели убеждаются, что

избежать происшедшего при возникших тяжких обстоятельствах было

невозможно. И тогда кто-нибудь из присутствующих со вздохом говорит:

— Да, не повезло!

Так не повезло нашим друзьям и товарищам Юрию Константиновичу