Избранное в двух томах

Станкевичу, Алексею Николаевичу Гринчику, Владимиру Павловичу Федорову, Виктору Леонидовичу Расторгуеву, Матвею Карловичу Байкалову, Степану

Филипповичу Машковскому.. Так не повезло многим другим испытателям, попавшим в действительно безвыходное положение.

Во всех прочих — небезвыходных — положениях летчики высшего класса

находят тот самый единственный, хотя порой и исключительно

труднореализуемый, выход. Находят и используют его — не раз и не два, а, без

преувеличения, десятки и сотни раз за свою летную биографию.

И лишь когда в конце концов такой летчик попадает в действительно

безвыходное положение, мы оказываемся вынуждены произносить горькие слова:

— Да, не повезло!.

* * *

Итак, если верить фактам, приходится прийти к выводу: бывает на свете

везение, бывает — увы! — и невезение.

Казалось бы, от такого признания один шаг до фатализма — учения

чрезвычайно удобного (ни о чем не надо заботиться самому), но в еще большей

степени опасного, особенно в авиации! Рассчитывать на долголетие ни летчику-фаталисту (само сочетание этих слов звучит противоестественно), ни его

экипажу, ни пассажирам, если — от чего боже упася! —. таковые у него есть, никак не приходится.

167 Дело в том, что при более детальном рассмотрении в девяти случаях из

десяти как везение, так и невезение оказываются не такими уж безоговорочно

«чистыми», как может представиться с первого взгляда.

Бывают, конечно, случаи, когда летчик, что называется, делает все лично от

него зависящее, дабы убиться, и остается цел только благодаря «железному»

везению. Но это редкость, исключение. Рассчитывать на него не приходится.

Такой персонаж античной драмы, как богиня Счастливого Случая Тихе, в

авиации далеко не всевластен и нуждается в постоянной поддержке. В первую

очередь — от лиц, непосредственно заинтересованных в ее успешной

деятельности.

Вернемся хотя бы к казусам, рассказанным мною только что.

Легко заметить, что едва ли не во всех описанных здесь примерах везения

«счастливчики» делали все, что только было возможно, дабы ухватить случай за

ту самую единственную прядь на его голове, о которой говорил д'Артаньян.

Вот молодой Гринчик потерял ориентировку в полете за облаками и

буквально на последних каплях горючего добрался до своего аэродрома.

Повезло? Конечно, повезло! Но этому везению сам Гринчик активно помогал.

Заблудившись, он ни на секунду не поддался панике, спокойно, четко, методично

восстановил ориентировку, к аэродрому летел по кратчайшему маршруту —

строго по прямой — и притом на режиме, обеспечивающем наибольшую

возможную дальность полета при данном запасе горючего (этот режим, кстати, соответствует умеренной скорости, и его использование в обстановке, когда

хочется «скорее домой», тоже требует определенной выдержки).

Виктор Расторгуев, прежде чем покинуть оказавшийся над сплошным

туманом самолет, внимательно следил за, казалось бы, безнадежно закрытым

аэродромом и подходами к нему. И стоило появиться малейшему просвету — это, конечно, было везение, — как летчик с ювелирной точностью использовал

представившийся ему единственный шанс.

И. Ф. Бывалов, снижаясь в сплошном тумане без каких-либо приборов

слепого полета, сумел за счет одной лишь присущей ему летной интуиции не со-168

рваться в штопор или спираль, удержать самолет в режиме прямолинейного

планирования, а когда из тумана косой стеной навалилась земля, успел выбрать

машину из планирования и «вполуслепую» посадить ее. Ну, а то, что земля эта

поначалу оказалась вполне пригодной для посадки, это уж, конечно, элемент

везения.

То же можно сказать и про большую часть случаев, в которых летчикам не

везло. Разумеется, я здесь не имею в виду положения безвыходные — когда

летчик действует безукоризненно правильно, но, несмотря на это, оказывается

бессильным против преследующего его тяжкого невезения. Все, что можно было

сказать о них, сказано, и добавить к этому, к сожалению, нечего.

Но безвыходные случаи, повторяю, — большая редкость. Не они делают

погоду в авиации. Не фатального невезения должен прежде всего опасаться

летчик, а своих собственных ошибок. На практике же почти всегда своему

невезению летчик (разумеется, невольно) опять-таки «помогает» сам.

Так, например, сейчас, через много лет после столкновения с грачом, думаю, что будь я тогда более осмотрителен и поглядывай почаще вперед, возможно, успел бы заметить эту чертову птицу и если не отвернуть от нее всем самолетом, то по крайней мере наклонить голову к штурвалу и увернуться от удара самому.

Что и говорить, в какой-то степени я в этом деле действительно оказался

вороной.