Избранное в двух томах. Том 2

последовательности затянуты все тридцать прижимавших крышку люка гаек, оказалось, что нет сигнала, свидетельствующего о нормальном закрытии крышки

люка. А что такое неплотно закрытая крышка — было всем ясно! Ясно задолго до

того, как нарушение герметичности стоило жизни космонавтам Г. Т.

Добровольскому, В. Н. Волкову и В. И. Пацаеву — экипажу корабля «Союз-11».

О неисправности доложили Королеву.

217 — Отверните гайки. Откройте люк. Внимательно осмотрите контакты, —

распорядился он.

И тут же не забыл предупредить космонавта, который, после того как люк за

его головой закрылся, уже настроился на то, чтобы снова увидеть людей только

на Земле, после завершения предстоящего полета. И вдруг — нате вам — вся эта

отнюдь не безразличная для человеческих нервов процедура с люком

повторяется. Психологи называют подобные вещи сшибкой. . Оказалось, что

кроме нагрузок, так сказать, запрограммированных, вытекающих из самой

сущности такого задания, как первый полет в космос, на долю Гагарина выпали и

нагрузки сверхплановые. Однако он и их перенес отлично — очень спокойно

ответил на информацию Королева лаконичным «Вас понял». А когда в дни

последующих полетов в космос его товарищей он сам сидел у ракеты с

микрофоном в руках, воспоминание о неожиданной задержке, случившейся в

день его собственного полета, я думаю, существенно помогало ему найти верный, психологически оптимальный тон разговоров с очередным космонавтом.

Но это все было позже. А в день 12 апреля возникшая тревога оказалась

ложной. После повторного закрытия люка выяснилось, что все в порядке.

Ошиблась система сигнализации. Однако некоторую угрозу графику вся эта

история с люком, конечно, за собой повлекла. В ходе проведения дальнейших

работ пришлось поднажать, чтобы этот сдвиг скомпенсировать и обеспечить пуск

в точно назначенное время — 9 часов 07 минут.

Кстати, коль скоро речь у нас зашла о процедуре закрытия люка за

Гагариным, не могу не упомянуть о том, что, судя по появившимся в

последующие годы устным и письменным воспоминаниям, людей, каждый из

которых «последним пожелал Гагарину счастливого полета и закрыл за ним

крышку люка», набралось несколько десятков. Мне рассказал об этом ведущий

конструктор «Востока», тот самый, который с тремя своими помощниками —

могу засвидетельствовать! — сделал это в действительности.

. .Пультовая — святая святых космодрома. Стены этого узкого, похожего на

крепостной каземат помещения сплошь уставлены пультами с аппара-218

турой контроля и управления пуском. Перед каждым пультом, спиной к проходу, сидит оператор. На небольшом дощатом возвышении у двух перископов стоят

руководитель старта А. С. Кириллов, непосредственно отвечающий за

выполнение самого пуска, и один из заместителей Королева — Л. А.

Воскресенский. В сущности, только эти два человека видят происходящее.

Остальные вынуждены черпать информацию из показаний приборов, дублируемых краткими докладами операторов, да из сообщений, раздающихся из

маленького динамика, очень домашнего, будто только что снятого с какого-нибудь пузатого комода в тихой обжитой квартире. Сейчас этот динамик включен

в линию радиосвязи командного пункта с кабиной космонавта.

В середине пультовой стоят четыре человека: Королев, Каманин, капитан

Попович (эта фамилия получит мировую известность через год) и автор этих

строк.

В руках у меня специально составленная коллективными усилиями

инструкция космонавту, раскрытая в том месте, где речь шла об его действиях в

«особых случаях», то есть при разного рода технических неисправностях и

вынужденных отклонениях от предначертанной программы полета.

Предполагалось, что в случае чего мгновенное обращение к инструкции поможет

своевременно выдать космонавту необходимую команду.

Правда, помнил я каждое слово этой первой инструкции, как нетрудно

догадаться, наизусть, но тем не менее держал ее раскрытой: так потребовал, поставив меня рядом с собой, Королев.

Он же сам с микрофоном в руках негромко информировал Гагарина о ходе

дел:— Отведены фермы обслуживания. .

— Объявлена пятиминутная готовность..

— Готовность одна минута. .

— Прошла протяжка. .

По самой подчеркнутой негромкости его голоса да по тяжелому, часто

прерывающемуся дыханию можно было догадаться, что взволнован Главный не

меньше, а, наверное, больше, чем любой другой из присутствующих. Но держал

он себя в руках отлично! Так мне, во всяком случае, казалось, хотя я и сам в тот

момент вряд ли был в полной мере способен объективно оценивать степень

взволнованности окружающих. Все, что

219

я видел и слышал вокруг себя — и нарочито спокойный голос Королева, и его

тяжелое дыхание, и бьющаяся на шее голубая жилка, — все это я по многолетней