Избранное в двух томах. Том 2

Действительно понял или это только так ему показалось, на это ответить мог

только эксперимент — проверка в полете.

Не вдаваясь в подробности и идя на некоторое упрощение, скажем, что суть

дела Арцеулов справедливо усмотрел в том, что встречный поток воздуха

обтекает попавший в штопор самолет под чересчур большими углами снизу и

сбоку. Говоря техническим языком, самолет находится на закритических углах

атаки и больших углах скольжения. Именно от этого и возникает неуправляемая

авторотация — самовращение.

А раз так, значит, для вывода из штопора нужно постараться прежде всего

поставить самолет «по потоку» — педалью , руля направления устранить боковое

скольжение, а рулем высоты опустить нос самолета. Вот это-то и представлялось

летчикам противоестественным! С первых дней обучения полетам они усваивали, что, если нос самолета опускается, надо противодействовать этому, отклонив

ручку управления на себя. Вот они, попав в штопор и оказавшись в положении

носом к земле, и тянули ручку изо всех сил (вспомним наблюдение летчика

Червинского), только усугубляя этим штопор.

Нет, по концепции Арцеулова — если она только справедлива, эта

концепция! — выходило, что в штопоре надо отклонять ручку вперед, к

приборной доске, от себя. Отклонять, чтобы еще больше опустить и без того

опущенный нос самолета!

Но вспомним, что в штопоре самолет не просто летит носом к земле, а

одновременно вращается, как бы

458

ввинчивается в воздух. Как прекратить это вращение по крену? С первых шагов

обучения летному делу в сознание. . нет, даже не в сознание, а в подсознание, в

набор самых прочно сидящих рефлексов летчика намертво въедается автоматизм: кренит влево — парируй, отклоняя ручку вправо; кренит вправо — ручку влево.

Тут и думать не надо. Рука сама действует.. И так естественно напрашивается: в

штопоре тоже, чтобы прекратить вращение, отклонить ручку в обратную сторону.

Но делать этого ни в коем случае нельзя! Штопор — единственное исключение!

В нем отклоненная «обычным» образом ручка только ухудшает выход. .

Теоретически это теперь известно каждому зеленому учлету. А практически. .

Попробуйте, поскользнувшись на улице, взмахнуть руками не так, как вам

подсказывает инстинктивная реакция, а повинуясь каким бы то ни было

теоретическим предписаниям. Ну как, удалось это вам?. Одна из особенностей

летной профессии как раз в том и состоит, что пилот иногда действует, давя в

себе естественную рефлекторную реакцию.

Автор просит извинения у читателей за вынужденное вторжение в так

называемую чистую технику. Если даже не все в этом отступлении окажется до

конца понятным, важно, чтобы читатель почувствовал, насколько

неожиданными, парадоксальными, противоестественными должны были

показаться соображения Арцеулова его коллегам — авиаторам того времени.

Великое личное мужество проявил Арцеулов в день, к которому

приближается наш рассказ.

Но этому предшествовало проявленное им другое, пожалуй, не менее редкое

свойство: смелость мысли! Умение оторваться от господствующих канонов, от

связывающего по рукам и ногам «все так думают»..

В то ясное осеннее утро учебные полеты на аэродроме Севастопольской

школы были закончены рано. Летчик-инструктор Арцеулов сел в свой «Ньюпор-ХХI», осмотрелся в кабине, надел привязные ремни и дал команду: «К запуску».

Минуту спустя самолет разбежался — и ушел в воздух. Полет, который

потом справедливо назвали историческим, начался.

Живой рассказ об этом полете, так сказать, из уст первоисточника, мы можем

послушать — каждый раз

459

с глубоким волнением — и сегодня в фильме «Дорога в облаках». Константин

Константинович говорит с экрана. Говорит спокойно, без пафоса (хотя, честное

слово, если бы даже и присутствовал в этом рассказе пафос, язык не повернулся

бы назвать его ложным).

«Самолет легко поднимается. Я набрал около двух тысяч метров высоты.

Собственно говоря, фигурные полеты у нас производились на тысяче восьмистах

метров, но, думаю, лишние двести метров, конечно, не помешают. Дальше от

земли быть в таких случаях всегда приятно... Сделал вираж, такой круг, чтобы

еще раз вспомнить все свои приемы, которые, я предполагал (предполагал!— М.

Г.), выведут самолет из штопора. Потом сбавил газ по возможности, чтобы

потерять скорость, задрал самолет, выключил мотор — самолет закачался. И

достаточно было немножко тронуть одной ногой, как самолет свалился на левое

крыло — и завертелся в штопоре».

Итак, Рубикон перейден. Самолет — в штопоре. Обратного пути больше нет.

Одно из двух: или умозрительные предположения летчика оправдаются, или. .

Третьего не дано.

В беседе с космонавтом В. А. Джанибековым Константин Константинович

дополнил свой рассказ несколькими подробностями: «Было очень тихо. Только

свист ветра в расчалках, и все предметы на земле сливаются в опрокинутый