Избранное в двух томах. Том I

Я объяснил все это Рине в ответном письме. Однако она продолжала настаивать на том, что надо строить квартиру. Как узнал я позже, настаивала она, побуждаемая Ильей Ильичом, который все время внушал ей, что надо заблаговременно заботиться о будущем. А мы с Риной, грешные, раньше как-то никогда не думали о завтрашнем дне, жили сегодняшним. И в этом, кроме многого другого, было родство наших характеров. Но за год, что прошел после того, как мы расстались с Риной, видимо, что-то изменилось в ней.

В конце концов я согласился с Риной: если уж она так хочет, пусть строит квартиру. Мне не до того. Хватит с меня и служебных забот.

Беспокойное было то время для меня, как и для многих моих сослуживцев. Правда, постоянное ощущение неизбежности войны — ведь уже не первый год шла война «холодная», которая в любой момент могла стать «горячей», — это ощущение стало несколько менее тревожащим, может быть, потому, что сделалось уже привычным. Ведь ко всему приспосабливается человек… Но нет, не только потому, что стало привычным. Кажется, к этому времени в мире лучше стали понимать, что в случае, если из «холодной» родится «горячая», едва ли какой-либо из сторон представится возможность радоваться победе, цена которой будет потрясающе дорога. Безумие взаимного всемирного уничтожения можно предотвратить — в это стало вериться больше. Больше, хотя тогда не было дня, чтобы где-нибудь на земле не шла хотя бы малая война. Но все-таки как-то крепче стали надежды, что небо над нами останется мирным. Да если бы даже и не верилось… Уж так устроен человек — что ни происходит в большом мире, а человек, обеспокоенный своим, личным, не всегда замечает, в какой большой зависимости это личное находится от всеобщего. Правда, с каждым поколением люди в этом смысле становятся все более и более наблюдательными…

Если вспомнить о себе, тот год, пятьдесят седьмой, был для меня годом трудных испытаний. И не только потому, что волею судеб я оказался на мысе Терпения. А впрочем, во многом именно потому…

«Вылетела рейсом 218 встречай двадцать третьего». Я держу в руках мятый телеграфный бланк. Он надорван. Распечатывал с нетерпением, вот и порвал. Телеграмма немного обтрепана: долго хранилась у меня в кармане, хотя за ненадобностью можно было бы и выбросить. Но не выбросил, решил сберечь на память, положил в старую сумку. Только что разыскал этот бланк там. И вот впервые через несколько лет вновь смотрю на него.

Смотрю спокойно. А как заколотилось мое сердце в тот давний день, когда распечатав, прочел:

«Вылетела рейсом 218 встречай двадцать третьего». Ведь я мог и не получить этой телеграммы. Не получить никогда.

Этой телеграммой кончилась самая большая наша размолвка. Размолвка, длившаяся так долго, когда я жил на мысе Терпения, на берегу Чай-губы — залива Надежды. Только подумать — если бы все не завершилось этой телеграммой, Рины сейчас не было бы со мной. Но это немыслимо! Представить себя без Рины, без Вовки, без всего, что стало неотрывной частью моего собственного «я»?

По безмолвному нашему с Риной уговору мы с нею некогда не вспоминаем о происшедшем тогда. Не из страха, что тень минувшего ляжет на теперешние наши отношения. Просто нет стимулов, чтобы вспоминать. Ведь если старая рана не напоминает о себе, она забывается.

Но вот мне попался сейчас на глаза бланк старой телеграммы, и я чувствую, как память неудержимо влечет меня к тем трудным для нас дням.

2

Все началось тогда, как я уверен и сейчас, из-за ленинградской квартиры. Илья Ильич Лаванда, наш добрейший родственник, действительно постарался, и Рина с его помощью стала пайщицей жилищного кооператива медицинских работников. Но по тем временам, когда такие кооперативы были еще в новинку и считались чем-то вроде артелей частников, строительство дома, в котором была запланирована квартира и для нас, шло черепашьими темпами, а главное — все время, как писала мне Рина, возникали какие-то сложности и неувязки: пайщикам приходилось то собираться для срочных решений, то, каждый раз вдруг, вносить различные суммы. Словом, каждому надо было почти постоянно присутствовать при строительстве — не на нем самом, а именно — при нем. Меня все эти жилищно-строительные дела, признаться, не очень волновали — и далеко, и занят по службе, а главное, как-то не очень хотелось думать о том времени, когда мне потребуется на склоне дней тихая пристань со всеми коммунальными удобствами. А Рину эти квартирные дела увлекли необыкновенно. Все ее письма были полны сообщениями о том, как подвигается дело с возведением нашего долговечного гнезда, и сетованиями, что дело идет медленнее, чем ей хотелось бы.