Избранное в двух томах. Том второй

Самое трудное — определить степень одаренности ребенка, поступающего в Калакшетру. Конкурс всегда велик, не меньше десяти желающих на одно место. Склонности и таланты ребенка определяются при помощи тестов.

Мистер С. Кришнаратнам соглашается с нашей критикой этого метода, выслушивает с интересом наш рассказ о неудачах, пережитых нашей так называемой педологией в начале тридцатых годов.

— Да, метод далеко не совершенен, — говорит директор, — поэтому-то мы и избегаем ранней профессионализации. До определенного возраста делаем ставку на общее эстетическое развитие ребенка. Дети занимаются одновременно и танцем, и музыкой, и рисованием. Только после длительного наблюдения над индивидуальными данными ребенка мы направляем его на одно из этих искусств. Наша Калакшетра пользуется широкой популярностью. Самые прославленные танцоры Индии — наши питомцы.

Никакого принуждения. Дети занимаются только по желанию. Учение только тогда плодотворно, когда оно приносит ученику радость познания, наслаждение совершенствования. Никаких запретов в пределах разумного.

— Вот, например, эта стена, — показывает нам директор стену, сплошь покрытую детскими рисунками, — дети очень любят рисовать здесь, это для них куда забавнее, чем рисовать в тетради. Через каждые два-три дня мы, сфотографировав лучшие рисунки, снова забеливаем стену и дети снова разрисовывают ее.

Известно, что на мировых конкурсах детского рисунка работы индийских ребят всегда выдвигаются на одно из первых мест. И сейчас, рассматривая образчики детского творчества на стене Калакшетры, мы видим, как ярко выражена в них душа народа — мудреца, стоика, философа. А сколько фантазии! Как говорил Корней Чуковский: «Это бяка-закаляка кусачая, я сама из головы ее выдумала». Оригинальное детское творчество, «выдуманное из головы», — это один из естественных заслонов против жупела стандартизации — бича нашего столетия.

«Довести до уровня мировых стандартов», — этот лозунг, понятный на производстве предметов ширпотреба, становится угрожающим, когда его переносят в сферу производства ценностей духовных. В том-то и прелесть Калакшетры, что здесь нет ничего от стандартизованного облика художественных училищ многих других стран мира. Так же, как и школа скульптуры в Махабалипураме, она пленяет именно своей непохожестью на другие школы, своим «лица необщим выраженьем», своим умением сплавлять воедино традиции и новаторство. Нет, здесь вовсе и не пахнет нарочитым стилизованным сохранением отжившей старины. Здесь идут вперед, бережно храня полученное от дедов наследство, обогащая его новыми вкладами, не давая забыть ни одно из прежних ремесел или искусств.

Атмосфера доброй педагогики разлита вокруг. Она и в просторе учебных корпусов, раскинутых поодаль один от другого в большом саду, и в пространствах, отведенных для игр и отдыха ребят, и во всем тоне, который, как говорится, делает здесь музыку. Здесь никогда не говорят ученику «Плохо!». Здесь наставник говорит: «Это у тебя получилось неплохо. Но я уверен, что если ты постараешься, то можешь сделать еще лучше».

В общем, гуляя по аллеям Калакшетры, мы чувствуем, что здесь, на юге экзотической Индии, витают великие тени педагогов более умеренного климата: молодого Льва Толстого, Ушинского, Макаренко, Януша Корчака...

Ватага чернявых мальчуганов с любопытством и без всякого стеснения разглядывает нас, необычных посетителей. Впрочем, «чернявые» — это весьма приблизительное определение их колорита. У индийцев юга оттенок кожи не просто смуглый, а с каким-то синеватым отливом. Очень хороши фигуры здешней молодежи. Они стройны, тонки, на редкость пропорциональны. Девочки настолько красивы лицом, что кажутся нам какими-то Аэлитами с других планет. Но что особенно вызывает восхищение, так это девичьи глаза. Вот уж где подходит эпитет «нездешние». Они как бы смотрят из глубины какого-то чистого прозрачного родника. Они не черные и не серые. У них меняющийся цвет. Но внутри будто застыл сияющий коричневый лучик. И главное в этом влажном сиянии — спокойствие. Спокойное созерцание прекрасного мира. Не хочется отрывать взгляда от этих глаз. Хочется снова и снова — в который уж раз — повторять про себя слова поэта: «Благоговея богомольно перед святыней красоты...»

Вдруг различаю среди девушек свою землячку. Явная казашка, невысокая, молоденькая, лет шестнадцати, девчонка. Я радостно заговариваю с ней на родном языке. Увы, не понимает ни слова. Оказывается, она из Тибета. Бежала от преследований маоистов.

Наступает полдень — время перерыва занятий и отдыха от жары. Нас ведут отдыхать в библиотеку — двухэтажный домик, стоящий особняком. Увы, в нем нет кондиционированного воздуха. Мы из деликатности скрываем свое огорчение по этому поводу. И не зря. Физические неудобства щедро окупаются обильной пищей духовной.