Избранное в двух томах

неприятности: от какого-нибудь сравнительно безобидного подтекания масла

138

из-под местной неплотности и до, увы, таких номеров, как разрушение

ответственных частей мотора!

«Лавочкин-5» был нужен срочно — к началу летней кампании, — и его

доводка шла широким фронтом, на нескольких машинах одновременно, благо к

этому времени едва ли не все разлетевшиеся в сорок первом году по фронтам и

дожившие до середины войны летчики-испытатели были отозваны назад в тыл на

свою довоенную работу. Впрочем, «довоенной» ее можно было назвать лишь

весьма условно: испытывалось не то, а главное, не так, как раньше, в мирное

(казалось, оно кончилось тысячу лет назад) время.

* * *

В день, о котором идет речь, я с самого утра успел сделать один полет, заполнил полетный лист, подождал, пока осмотрят и заправят бензином мой

истребитель, и снова ушел на нем в воздух.

Через несколько минут машина резво вынесла меня на нужную высоту. Я

развернулся носом к аэродрому и с небольшим «прижимом» — снижением на

сто-двести метров для более энергичного разгона скорости — вывел самолет в

режим горизонтального полета. Площадка началась.

Все протекало нормально. Стрелка высотомера дрожала у одной и той же

цифры. А стрелка указателя скорости вначале поползла было по циферблату, но

вскоре и ее движение замедлилось, стало почти невидимым: еще немного, и

установится постоянная — весьма солидная по тем временам — скорость.

Рев мощного мотора, звенящий звук винта, превратившегося в прозрачный, едва видимый диск, свист плотного, очень материального воздуха, обтекающего

плексигласовый фонарь моей кабины, — весь сложный звуковой аккомпанемент

полета был таким же привычно бодрящим, как всегда.

Новинка того времени — непрерывная двусторонняя радиосвязь с землей —

позволяла слышать переговоры командного пункта с находящимися

одновременно со мной в воздухе товарищами: Расторгуевым, Югановым, Якимовым. Кто-то выруливает на взлет, кто-то докладывает об окончании

задания, кто-то просит посадку...

139 Глубоко внизу, под крылом, проплывает в разрывах облаков и быстро

остается за хвостом самолета наш аэродром. Взглядываю на часы — прошло

четыре минуты, это почти половина площадки. Что ж, едем дальше.

И вдруг — будто в нутро мотора подбросили какой-то посторонний, громоздкий, твердый предмет! Подбросили куда-то под самые шатуны, вращающие со скоростью двух тысяч четырехсот оборотов в минуту массивный

коленчатый вал. Мотор загрохотал о таким надрывом, что по сравнению о этим

грохотом весь обычный — тоже изрядный — шум полета показался вкрадчивым

шепотом. Видимая сквозь прозрачный козырек фонаря верхняя часть моторного

капота дергалась, как крупный вверь, силящийся вырваться из капкана. Вся

машина лихорадочно тряслась.

Летчик на винтомоторных истребителях сидел сразу за двигателем, можно

сказать, непосредственно ощущая ступнями ног источаемое им тепло. Поэтому, когда мотор пошел вразнос, впечатление было такое, словно весь этот могучий

бунт техники происходит чуть ли не прямо у меня на коленях.

В довершение всего откуда-то из-под капота выбило длинный язык пламени, хищно облизнувший фонарь кабины. Снизу, из-за ножных педалей, в кабину

клубами пополз едкий сизый дым!

Час от часу не легче — пожар в воздухе! Одно из худших происшествий, которые только могут произойти на крохотном островке дерева и металла, болтающемся где-то между небом и землей и несущем в своих баках сотни

литров бензина.

Очередной авиационный «цирк» развернулся во всей своей красе!.

Как всегда в острых ситуациях, дрогнул, сдвинулся с места и пошел по

какому-то странному, двойному счету масштаб времени. Каждая секунда обрела

волшебную способность неограниченно — сколько потребуется — расширяться; так много дел успевает сделать человек в подобных положениях. Кажется, время

почти останавливается. Но нет, вот оно, действие двойного масштаба, — никаких

незаполненных пустот или тягучих пауз человек в подобных ситуациях не

ощущает, подгонять время совершенно не хочется. Напротив, время само

подгоняет человека! Оно не только не останавливается, но даже бежит быстрее

140

обычного. Если бы человек всегда умел так ловко — без излишеств, но и без

дефицита — распоряжаться им!

* * *

Почти автоматическими движениями — на них потребовалось куда меньше

времени, чем для того, чтобы рассказать обо всем случившемся, — я убрал газ, выключил зажигание, перекрыл пожарный кран бензиновой магистрали, перевел

регулятор винта на минимальные обороты и заложил крутой разворот в сторону

аэродрома.

Вон оно, наше летное поле: его край как раз появляется из-под равнодушно

ползущего пухлого белого облака.

Главное теперь — попасть на аэродром! Когда-то, на заре развития авиации, летающей машине, подобно стрекозе из крыловской басни, «.. под каждым ей