Избранное в двух томах

своих пассажирских собратьев только тем, что в его кабине отсутствовали кресла, мягкая обивка стен, буфет и все прочие атрибуты пассажирского летательного

аппарата. Их место занимали дополнительные баки с горючим. После этого Ли-2

мог лететь чуть ли не в два раза больше и дальше, чем до своей мобилизации на

военную службу.

Наверное, читатели этих записок видели кинофильм «Подвиг разведчика», Известно, что его содержание построено на действительных событиях. Трудно

найти слова, чтобы в полной мере оценить мужество, само-233

обладание, профессиональную выучку наших разведчиков.

Но стоит при этом подумать и о тех, кто доставлял разведчиков к месту

назначения. Доставлял темной ночью, с весьма неточной информацией о ждущей

впереди погоде, при бездействующих средствах радионавигации, через линию

фронта и многие сотни километров над занятой противником затемненной

территорией.

Одним из первых, если не первым, кому довелось вести эту нелегкую боевую

работу, был Капрэлян.

Помните первую военную новогоднюю ночь? Всего шесть месяцев войны

оставалось тогда позади, и трудно было всерьез поверить в обещание Сталина, что «еще через несколько месяцев, полгода, годик, наконец, фашистская

Германия рухнет под тяжестью своих преступлений». Фактами, во всяком случае, подобные надежды никак не подкреплялись. Наступление фашистов на Москву, правда, было уже отбито, но они оставались еще очень близко от нашей столицы: и Смоленск, и Гжатск, и даже Вязьма были в их руках. Война пришла в

Подмосковье, к окраинам Ленинграда, на Украину, в Крым, в Донбасс.

Бесконечно далеким, абстрактным, скорее злым символом, чем конкретным

географическим пунктом, представлялось нам тогда «логово врага» — Берлин.

Всем — но не Капрэляну.

Именно туда, в предместья Берлина и Вены, доставил он своих очередных

пассажиров в первые же ночи только что наступившего сорок второго года.

Территория «третьего рейха», да и вся оккупированная Европа быстро

превратилась для Капрэляна в поле текущей боевой работы, к которому он

соответственно и стал относиться с хозяйственной деловитостью.

Из рассказов Капрэляна, неизменно по ряду причин очень сдержанных, следовало, что летать ночью в глубоком тылу противника не так уж сложно. Надо

только преодолеть линию фронта и сравнительно узкую полосу прифронтовых

тылов, где полно зениток и патрулирующих истребителей. А дальше летай себе

свободно с зажженными бортовыми огнями по всей Европе — и в жизни никто

тебя не собьет.

И его действительно не сбили.

236 Он упал сам. Упал, попав на обратном пути после очередного дальнего рейда

в обледенение, не предусмотренное метеосводкой и настолько интенсивное, что

выйти из него ни вверх, ни вниз не удавалось. Оставалось лететь, стиснув зубы, пока закованная в тяжелую ледяную броню машина не потеряла окончательно

скорость и не сорвалась в беспорядочное падение в черную пустоту, за которой

лежала твердая, враждебная сейчас земля.

Очнулся тяжело раненный летчик в плену.

В плену Капрэляном интересовались. С ним разговаривало — с применением

полной гаммы средств убеждения — немало колоритных личностей, вроде

свободно владеющего русским языком подполковника разведки, в котором

Капрэлян с удивлением узнал «старого знакомого» — продавца газированной

воды в одном из крупнейших советских аэропортов.

Использовав первую же представившуюся возможность, Капрэлян бежал. Но

бежал неудачно: его поймали и, не вступая ни в какие объяснения, заперли в

камеру смертников. Каждую среду и пятницу ровно в одиннадцать часов — дело

велось аккуратно! — из этой камеры брали несколько человек и тут же, на

расстоянии буквально нескольких шагов, расстреливали. Через невысокий забор

было отлично видно, как это происходило.

Двадцать два дня и двадцать две ночи спустя Капрэляну сказали:

— Три недели ты ждал смерти. Это наказание за побег. Если попытаешься

бежать еще раз — расстреляем сразу же. Понял?

Капрэлян понял. И при первой же возможности бежал снова.

Эта первая возможность представилась, когда из лагеря отправили на запад

эшелон пленных-штрафников. На груди и спине каждого из них желтой краской

была написана большая, бросающаяся в глаза буква «S» (от слова streng —

строгий). Когда людей загоняли в теплушки, Капрэлян обратил внимание, что на

каждом вагоне мелом написан пункт назначения эшелона — Аусшвиц

(Освенцим). Он тогда не знал, что это значит. Печи освенцимского лагерного

крематория еще не получили в то время своей мрачной всемирной известности.

237 Но все равно, знай даже Капрэлян, что ожидает его и его товарищей, он не

мог бы действовать энергичнее. Выбранный командиром группы, он улучил

подходящий момент, выломал ночью доску в стене вагона рядом с запором, размотал контрившую запор проволоку... и открыл дверь теплушки.

Тридцать три пленника (из них двадцать девять летчиков) на полном ходу