Избранные эссе

Творчество есть свободное выявление одноипостасной творцу, а потому несвободной, — иносущности.

Иначе, — свободное по существу своему выявление несвободной иной сущности, потому что вне иного лица не может быть иной, не моей, не с моим лицом связанной свободы.

Между Божественным и человеческим творчеством обще то, что, с одной стороны, — первое и второе созидается не из своей сущности, а с другой стороны, — по образу и подобию своему.

В рождении открывается лицо, — ипостась.

В творении открывается сущность, — усия.

В рождении изначальна сущность, — усия.

В творении изначальное лицо, — ипостась.

Усиоцентризм, космизм, в своей активности, в акте рождения являет иноипостась.

А ипостасоцентризм, антропологизм в своей активности, в акте творчества являет иносущность.

Несвобода рождения являет свободное лицо.

Свобода творчества являет несвободную сущность.

Тут должны быть и дальнейшие выводы. Если мы знаем о Христе, как о Втором Лице Троицы, что он «рожденный, несотворенный», то о человеке мы знаем, что он одновременно «рожденный и сотворенный».

В явлении человека в мир сочетаются два акта: акт человеческого рождения единосущного всему человечеству нового лица, и акт Божественного творчества разносущого Богу образа и подобия Божия.

В этом сочетании двух актов вся тайна и вся противоречивость человеческого бытия.

Как рожденный и единосущный родившему, человек являет иное от родившего лицо, причастное иной от родившего свободе и судьбе.

Как сотворенный и подобоипостасный Творцу, он являет иную от Творца сущность, но в лице своем не свободен, так как он образ и подобие, и если и имеет свободу, то не изначально, а именно как образ и подобие, потому что в образ и в подобие Божие неотделимой частью, его изначальным свойством входит свобода.

В этом противоречивость человеческого бытия, — в двойственности его происхождения, в том, что он рожденный и сотворенный.

И единственный выход из этой противоречивости в Том, Кто рожденный, — не сотворенный, — во Христе.

Поскольку в человеческом рождении, т. е. в явлении нового, свободного, но единосущного человечеству лица, всегда есть сочетание с человеческой тварностью, — т. е. с явлением подобоипостасной Богу и только вторично свободной новой сущности, постольку в Слове осуществлено полное и совершенное рождение без всякой примеси творения Его.

Ипостась Слова, — не по образу и подобию Отчему. И в этом смысле Слово, — беспримесное и беспредельное Лицо, — именно оттого, что оно беспримесное и беспредельное рождение. В такой же мере, в какой оно единосущно Отцу, в такой же мере оно самоипостасно и разноипостасно Отцу. Сказать иное, — это умалить Отчую силу рождения. Не в том совершенство Божественного рождения, что оно единосущно, — всякое рождение единосущно, — а в том, что оно являет абсолютное Лицо, Лицо Слова. Абсолютное же Лицо есть и абсолютная свобода.

Но воплощение Бога Слова могло быть только оттого, что тварь имела образ и подобие Божие, оттого, что тварь подобоиспостасна Богу.

В Богочеловеке Христе было: единая Божеству сущность, абсолютное Лицо, абсолютная ипостась Слова, — с одной стороны, а с другой, — подобноипостасное Богу лицо человека Иисуса, и единая человечеству сущность Его.

В Христе сочеталось два рождения: предвечное рождение Божественного Лица и рождение в Вифлееме Иудейском лица Богочеловеческого. Он был единосущен двум сущностям, но единоипостасен одному Лицу, потому что в себе преобразил человеческое рождение до явления не только образа и подобия, но до явления полного Лица.

Явленный через рождение, явленный через два рождения, он утвердил некий примат космического начала, примат рождения над творчеством. И его предвечное рождение было «внесвободно», и его человеческое рождение было несвободно.

Но и первое и второе было рождением абсолютной свободы, потому что было рождением абсолютного Лица.

Это яснее будет при допущении иного, обратного раскрытия божественного домостроительства.

Предположим, что миру явлена была бы не единосущность и иноипостасиость Слова рожденного, а разносущность и одноипостасность твари.

Явлено было бы нечто не единосущное Отцу, — не Бог, — но подобоипостасное ему, — т. е. творение Божие, — по образу и подобию.

И это сочеталось бы не с единосущным человеку человеком, а только с единоипостасным человеку, — с продуктом человеческого творчества.

Это значит, что явлено было бы нечто, хотя и созданное в свободе, но лишенное свободного Лица, потому что лишенное своего Лица.

Во–вторых — и в области сущности явлено было бы нечто третичное: Бог создает иную себе сущность человечества. Человек, тварь, создание Божие создает иную себе сущность своего творения, и эта третичная сущность сочетается с неким не собственным лицом, а с липом, двояко–отраженным.

Это, так сказать, предел антропологизма, ипостасоцентризма и упора в творческий акт.

Боговоплощение же по существу своему есть предел космизма, усиоцентризма и упора в акт рождения.

Любопытно с этой точки зрения понять Ветхозаветную религиозность.