Избранные эссе

Принято думать, что Ветхий Завет весь был пронизан идеей рождения, рода, а христианство прошло мимо именно этой его идеи. На самом деле, конечно, Ветхий Завет есть религия творения, а не рождения: — сотворил Бог небо и землю, сотворил человека, — вот в чем его упор.

Изначален и первочестен в нем именно творческий акт. A рождение даже не воспринимается во всей своей сложности. Ветхий Завет принимает рождение только как единосущное размножение. Для него не имеет значения, что в рождении является новое лицо, — для него важно, что это семя Авраамово или семя Давидово, т. е. что это единая сущность с Авраамом или Давидом. И единой сущности предрекается самое большее, что тут возможно: потомство твое, как песок морской.

Поэтому ветхозаветное сознание и Бога воспринимает не как Родителя и Рожденного, а только как Творца. Акт творчества был выше и первоначальнее акта рождения.

В христианстве все обратно этой установке.

В рождении оно видит не только единосущное размножение, а единственную возможность явить иноипостасное лицо.

И в самом центре, в начале христианского учения стоят именно два рождения: предвечное рождение Слова безначальным Отцом и рождение во времени Иисуса Марией.

Конечно, эти рождения не могут быть восприняты только как единосущное размножение. Сила их в том, что они открываются именно как Подлинное рождение, т. е. как явление иноипостасного лица.

И акт Божественного творчества есть акт бесконечно вторичный, уже начинающий временное протекание тварной жизни. Не в творческом акте Бога раскрывает себя христианство, а главным образом в его акте рождения единосущной Ему Ипостаси.

Именно в сравнении с Ветхим Заветом становится ясно, насколько христианство, — религия, основанная на раскрытии смысла и полноты рождения и на предпочтении его творческому акту.

Ключ к пониманию иудаизма, — момент Божественного творчества, момент созидания способной к единосущному размножению твари.

Ключ к пониманию христианства, — два акта рождения: рождение Отцом предвечного Сына, и рождение Мариею Сына Давидова.

Из всего сказанного выводы такие.

Если в Боге рождающая сила и творческая сила одинаково ему присущи и равночестны, то явление этих сил разночестно: рождается Сын единосущный, — созидается тварь разносущная.

Второе: Богоподобие твари выявляется и в ее рождающей и в ее творческой силе.

Но рождается всегда единосущное лицо, которое, — образ и подобие Божие, а в пределе рождения рождается и абсолютное Лицо Бога Слова, Сына.

Творится же всегда нечто хоть и разносущное, но не имеющее своего Лица, а только отражение Лица творящего. Значит и в пределе не может быть сотворено никакое Лицо, никакая Свобода.

Таким образом, нужно еще раз подчеркнуть: если творчество является свободным, то свобода его, — не свобода результата, а только свобода процесса, так как результат всегда и с неизбежностью подобен творящему и не имеет лица.

А с другой стороны, — если рождение и не свободно, то эта несвобода, — несвобода процесса, — а результата рождения, — Лицо, — свободно и облечено своею свободной ответственностью.

Иначе, — антропологизм, ипостасоцентризм упирается в беспредельное отражение и умножение себя в несвободе.

Усиоцентризм, космизм, напротив, не множит себя в непреодолимом единосущии рождаемого, а созидает некую новую свободу, являя в рождении новое Лицо.

Тут с неизбежностью выбор: или свободное созидание несвободного, или внесвободное рождение свободного.

В раскрытии Божественного домостроительства, — в рождении дважды единосущного Сына и дважды Самоипостасного Слова, — миру явлен этот выбор.

Внесвободное откровение Свободного, Рожденного, Несотворенного.

Ε. Скобцова.

Журнал"Путь"№30 (1931)

Святая Земля

Источник - http://agios.org.ua

Об отречении.

Всякое отречение есть ложь. Отрекаясь, мы утверждаем подлинную реальность того, что почитаем злом и, таким образом, воплощаем зло в сущее всяким своим отречением.

Отречение всегда путь в плоскости, в двух измерениях, и никогда в нем нет преображения в новое измерение, в нем нет глубинности.

Для того, чтобы найти подлинное, человеку надо уметь не отрекаться, а преображать. Все, что суще, может и должно быть преображено. И только постигая возможность преображения, мы до конца отрицаем и уничтожаем зло.

Таким образом зло является реальностью, поскольку мы его опознаем, как реальность, и этим самым, даже отрекаясь от него, воплощаем его, как один из возможных путей.

В действительности зло не путь, а состояние непреображенности. И в этом смысле степени зла могут быть различны, так же, как различны могут быть степени преображенности.

Все в исходных точках не преображено.

Все в пределе преображаемо.

Из этого нет исключений. Утверждение же исключения, — это утверждение равной значимости зла и добра, Бога и диавола», и равной их подлинной воплощенности.

О путях

К полноте преображенного бытия есть много путей. И в полноте преображенного бытия не может быть пути, не приводящего. Все истинно сущие пути ведут к Богу.