Театру понятна идеологическая точка зрения Главреперткома, которую и тов. Муравьева передает очень четко. Однако в данном случае между театром и Главреперткомом имеется принципиальное расхождение. Дирекция театра не считает себя {322}
вправе вступить на путь спора в данном формальном случае с учреждением, поставленным Наркомпросом во главе руководства репертуаром театра. Тем более что расхождение это очень глубоко и захватывает собою вообще понимание того влияния, какое театр имеет и может иметь на зрителя, хотя бы и совершенно юного. Дирекция театра полагает, что влияние театра находится совсем не в той психологической плоскости, как это рассматривается учреждениями с цензурными полномочиями. Повторяю, сейчас я не нахожу возможным выступать с возражениями. Но вынужден заявить, что при требуемых В. И. Блюмом купюрах спектакль по соображениям художественной цельности идти не может. Ряд поправок и купюр, предложенных В. И. Блюмом, приняты к исполнению, но осуществить их все и в особенности отказаться от «Лазоревого царства» значит до такой степени исказить художественные образы Метерлинка, что благороднее снять пьесу с репертуара.Между тем положение театра сейчас близится к катастрофическому, и я, в качестве директора МХАТ, не знаю, как мне поступать.
С глубоким уважением и преданностью
12 декабря 1924 г.
Дорогой Александр Яковлевич!
Шлю Вам сегодня самый искренний, дружеский привет — от театра и от себя лично. Передайте такой же Алисе Георгиевне[670]. Обнимаю Вас.
31/I 1925 г.
От МХАТ благодарю Василия Васильевича Лужского за хлопоты об устройстве вечера в пользу Чеховского музея[672]. Это был моральный долг на душе МХАТ, который Василий Васильевич и помог уплатить, взяв на себя и инициативу и все хлопоты.
Благодарю и всех участвовавших в этом вечере.
Телеграмма
Репетиции идут горячим ходом, работаем с большим увлечением. Сила и значительность трагедии не допускают малодушной торопливости, легкомысленной небрежности. Генеральные предполагаются на пасхе. Ваши опасения, что спектакль потеряет от малого количества представлений в текущем сезоне, ошибочны. Ваше присутствие вообще очень желательно[674]. Шлем искреннейший сердечный привет.
17 апр. 1925 г.
Как передать чувства мои в этом музее? Сложные, острые, трогательные… Меньше всего волнует меня, — говорю подумавши, искренно, — меньше всего благодарю я за то, что музей как бы увековечивает меня лично. Правда, я и сам удивлен при виде пройденного пути. Но мое честолюбие никогда не заходило так далеко, так сказать, за пределы моей жизни. Больше, гораздо больше волнует меня, что для будущего не исчезнут искания и достижения нашего дорогого театра хотя {324}
бы в виде исторически-библиографическом, что не исчезнет след его в образах деятелей и артистов, отдававших театру все свои лучшие, благороднейшие силы, все свои заветнейшие мечты. Когда-нибудь изучающие пути русского театра, горячие любители его, остановятся перед этими фотографиями, именами, рукописями, письмами и добрыми мыслями помянут беззаветно пронесшиеся жизни.И вот что меня больше всего наполняет чувством трогательной благодарности [при] обозрении музея, — это то, что собиратели его, устроители сумели сотворить памятник самому главному, что составляло силу нашего театра, —
И для того, чтобы музей сохранил эту общую любовь, нужно было самим устроителям музея так крепко, так глубоко, так трогательно любить наш театр.
Вот за это больше всего хочется благодарить их — имя же их не забудется в Музее.
Многоуважаемая
Валерия Владимировна!
В день пятилетия Музыкальной студии все мы с чувством самой теплой благодарности вспоминаем всех, кто своим добрым и талантливым участием помогал делу студии на первых, труднейших шагах ее пути[677].
С искреннейшей признательностью
31/VII
Дорогой Василий Васильевич!
Наконец-то получил от Вас письмо! Каждый день ждал. Хотел уж телеграфировать.
{325}
Буду отвечать, пробегая по Вашему письму.Конец августа, начало сентября, «Пугачевщина»[679], К. О. в Ленинграде… Это меня больше всего беспокоит[680]. Я «вперил свой взор» в две строки Ваши — «Пугачевщина» без меня — труппой неприемлемо…
и