Избранные письма. Том 2

Передайте мой самый нежный привет и горячие поздравления неизменной, талантливейшей воплотительнице Ваших идей Алисе Коонен. И сердечный привет Вашим постоянным спутникам — Елене Александровне Уваровой и Ивану Ивановичу Аркадину[993].

Народный артист республики В. Немирович-Данченко

504. А. Н. Афиногенову[994]

1 марта 1935 г. Москва

1 марта 1935 г.

Дорогой Александр Николаевич!

Сегодня у нас 200-е представление «Страха» — пьесы, давшей так много и театру и актерам. Приветствую Вас с чувством сердечной благодарности. Позволяю себе выразить при этом уверенность, что в недалеком времени произойдет новая встреча театра с Вами, не менее радостная и прочная, чем бывшая при «Страхе».

Крепко жму Вашу руку.

Вл. Немирович-Данченко

{431} 505. К. С. Станиславскому[995]

8 марта 1935 г. Москва

8 марта 1935

Дорогой Константин Сергеевич!

Так как Вы пожелали, чтобы составлением будущего репертуара занялся я самостоятельно, то считаю долгом сообщить Вам мои решения. Вы, конечно, очень хорошо понимаете, что прийти к какому-нибудь решению было невероятно трудно. При составлении репертуара сталкиваешься с таким количеством задач, что выполнить их все не представляется возможным. Тут и «лицо театра», и требование от нас «козырей», и ответ на запросы общественности, и — что самое трудное — удовлетворение актерских желаний, а с другой стороны — наши возможности распределить пьесы по труппе так, чтобы была надежда на более или менее удачное исполнение

Все это отняло у меня очень много времени. Не думайте, что я был равнодушен или небрежен. Я читал, беседовал, созывал собрания и думал, думал… И вот как основу работы на предстоящий большой отрезок времени я выбрал три постановки: «Анну Каренину», Пушкинский спектакль, т. е. четыре маленькие трагедии, и «Три сестры».

Я очень долго колебался в отношении «Анны Карениной». Вы знаете, что я не очень верю в переделки романов в пьесы, поэтому-то я и пришел в свое время к той особой форме, в какой у нас прежде шли «Карамазовы», а теперь идет «Воскресение». Но, во-первых, Волков сделал «Анну Каренину» очень недурно[996], а во-вторых, я нащупал еще один прием, который может оправдать перенос романа на сцену. За постановку «Анны Карениной» говорит еще и то, что уж очень сочувственно принимается это намерение, — я говорю о верхушке нашей общественности. Разумеется, громадную трудность представляет вопрос о том, кто у нас будет играть Вронского. В пьесе будет занято очень много лиц — там около 60 ролей, — но подавляющее большинство их занято в отдельных маленьких эпизодах; поэтому пьеса не вырвет актеров из других постановок, а будет объединять их лишь на какие-то небольшие промежутки времени. Работа по этой постановке должна быть еще очень крепко сорганизована, как по тексту, так {432} и по так называемому оформлению и по линии бесед. Я думаю поручить эту работу Сахновскому[997].

Теперь о Пушкине. Это вопрос очень большой художественной сложности. Я думаю воспользоваться этим случаем, чтобы начать в театре большую, серьезную учебу. Без какого-то длительного процесса работы над дикцией нам не дойти ни до Шиллера, ни до пушкинского романтизма. Об этом Вы много раз совершенно правильно говорили, и вот, по-моему, случай приступить к этой работе. Я предполагаю организовать такую учебу, пригласив даже со стороны двух-трех высококомпетентных — если такие найдутся — лиц; во всяком случае, думаю пригласить такого прекрасного поэта, как Пастернак, организовать классы по стихосложению и затем целый ряд упражнений. Разумеется, сколько ни работай, по-настоящему участвовать в этом спектакле смогут только те из актеров, у кого от природы хорошо поставленный голос и, главное, настоящая духовная тяга к поэзии, — такие, как Качалов, или Кудрявцев, или Степанова, или, кажется, Вербицкий. Всех их тоже привлечем к этой работе и постараемся выудить из них, какими именно приемами они добиваются успеха в своей декламации. Тут же встанет, конечно, колоссальной важности вопрос о синтезе «переживания» (в нашем понимании его) с формой и ритмом стихотворной речи. Вероятно, эта организация испросит у Вас ряда Ваших бесед и советов[998].

Третье — Чехов. Я собирал режиссеров, и почти все они, за исключением Кедрова, высказались за «Чайку», как за пьесу совсем незнакомую. Но по многим соображениям, из которых одно довольно важное, — а именно то, что работа над «Тремя сестрами» уже начата под Вашим руководством, — я считаю нужным ставить «Три сестры»[999].