Читаем Избранные произведения. Том I полностью

— Дик, может быть, у тебя роман?

Это было бы выходом. Это распутало бы все. И в ее голосе и на лице была надежда.

Он улыбнулся, медленно покачал головой и почувствовал, что она разочарована.

— Беру обратно, — сказал он, — со мной случилась история.

— Сердечная? — Она ждала его ответа с жадностью. И он ответил:

— Сердечная. — Но она не приготовилась к тому, что последовало. Он вдруг придвинулся к ней так близко, что коленями коснулся ее колен, и, наклонившись к ней, быстро и нежно взял ее обе руки и удержал их у себя на коленях.

— Не пугайся, моя птичка, — успокоил он ее. — Целовать тебя я не буду. Давно уже я тебя не целовал. Я хочу рассказать тебе об этой истории. Но прежде мне хочется сознаться тебе, как я горжусь собой. Горжусь, что люблю! В мои годы — быть влюбленным! Это невероятно, удивительно. И какой я влюбленный! Какой странный, необыкновенный и во всех отношениях замечательный любовник! Всем книгам, всей биологии наперекор. Я — однолюб; я люблю одну женщину, только ее одну. После двенадцати лет обладания люблю ее безумно, так страстно и так нежно!

Руки ее слегка дрогнули в его руках, и он понял, что она ждала не того и что сейчас невольно пытается высвободиться, но он еще крепче удержал ее.

— Я знаю каждую ее слабость и всю, как есть, со всеми ее слабостями и со всею ее силой. Я люблю ее так же безумно, как любил ее вначале, в те безумные минуты, когда я впервые держал ее в своих объятиях.

Руки ее все пугливее трепетали в удерживающих их его руках, и бессознательно она их тянула и дергала, стараясь вырвать. В глазах ее был страх. Он понимал, что она чувствует, и догадывался, что с губами, еще горящими от поцелуев другого, она опасается горячих излияний Дика.

— Пожалуйста, не пугайся, родная, милая, прекрасная и гордая моя птичка. Вот смотри, я тебя отпускаю. Так ты и знай: я люблю тебя всей душой, все время думаю о тебе так же, как и о себе, больше, чем о себе. — Он отодвинул от нее стул, откинулся и увидел, что в глазах ее вспыхивало новое, доверчивое выражение. — Я выложу тебе все мое сердце, — продолжал он, — но и ты должна мне выложить все, что у тебя на душе.

— Эта твоя любовь — что-то новое? — спросила она. — Рецидив?

— Пожалуй, да, рецидив, но не совсем.

— А я думала, что давно стала для тебя только привычкой, — сказала она.

— Я все время любил тебя.

— Но не безумно.

— Нет, — признался он, — но с уверенностью. Я был так уверен в тебе! Для меня это было нечто раз навсегда установленное и постоянное. В этом, признаюсь, я виновен. Но когда эта уверенность была поколеблена, вся моя любовь к тебе вспыхнула заново, а всегда она теплилась, как ровное, верное пламя.

— А что ты хотел сказать обо мне? — спросила она.

— К этому я подхожу. Я знаю, чем ты сейчас озабочена и что смутило тебя. Ты так честна, так глубоко честна в корне, правдива, что одна мысль делить себя между двумя тебе противна. Я в тебе не ошибся. Давно уже ты не позволяешь прикоснуться к себе. — Он пожал плечами. — И ведь ты знаешь, что я также давно не старался коснуться тебя.

— Итак, значит, ты действительно знал с самого начала? — быстро спросила она.

Он утвердительно кивнул головой.

— Вполне возможно, — ответил он с видом человека, тщательно взвешивающего, — что я чутьем ощущал то, что надвигается, еще раньше даже, чем ты. Но в это мы вдаваться не станем.

— Ты видел… — начала она и не договорила, как бы пронзенная стыдом при мысли, что ее муж мог видеть их ласки.

— Не будем входить в унизительные подробности, не будем унижать себя, Паола. Ведь ничего еще не было и нет. Да мне и не надо было видеть; ведь у меня есть собственные воспоминания о том, как и я украдкой целовал в какие-нибудь краткие секунды помимо открытого прощания на сон грядущий! Когда налицо все признаки назревающей страсти, то нельзя уже скрыть нежных оттенков, звуков голоса, полных любви, бессознательной ласки глаз, брошенной в мимолетном взгляде, нельзя скрыть, когда голос невольно смягчается, когда что-то сдавливается в горле, тогда не нужно и видеть того поцелуя на ночь — он неизбежен; и при всем этом, помни, моя любимая, что я оправдываю тебя.

— Да и было… очень немногое, — робко промолвила она.

— Я бы очень удивился, если бы было иначе. Это была бы не ты. Ведь и то, что было, поразило меня. После двенадцати лет, прожитых вместе, это было неожиданно.

— Дик, — перебила она его, наклоняясь к нему и устремляя на него испытующий взгляд, и остановилась, подыскивая слова, но тут же перешла прямо к делу. — Можешь ты сказать, что за все наши двенадцать лет с тобой у тебя не было большего?

— Ведь я тебе уже сказал, что оправдываю тебя во всем, — смягчил он свой ответ.

— Но на мой вопрос ты не ответил, — настаивала она. — Конечно, я имею в виду не легкий флирт, не простое ухаживание, я хочу сказать: измена — в буквальном физическом смысле, когда-нибудь, давно, было же?

— Давно, — ответил он, — немного, и то очень-очень давно.

— Я часто об этом думала, — задумчиво сказала она.

— Я же тебе сказал, что оправдываю тебя во всем, — еще раз повторил он. — А теперь ты знаешь, в чем тебе искать оправдания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Дочь есть дочь
Дочь есть дочь

Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная. Жертвуя собственным счастьем ради счастья дочери, мать отказывает поклоннику, – что оборачивается не только несчастьем собственно для нее, но и неудачным замужеством дочери. Конечно, за подобным сюжетом может скрываться как поверхностность и нарочитость Барбары Картленд, так и изысканная теплота Дафны Дюмурье, – но в результате читатель получает психологическую точность и проницательность Мэри Уэстмакотт. В этом романе ей настолько удаются характеры своих героев, что читатель не может не почувствовать, что она в определенной мере сочувствует даже наименее симпатичным из них. Нет, она вовсе не идеализирует их – даже у ее юных влюбленных есть недостатки, а на примере такого обаятельного персонажа, как леди Лора Уитстейбл, популярного психолога и телезвезды, соединяющей в себе остроумие с подлинной мудростью, читателю показывают, к каким последствиям может привести такая характерная для нее черта, как нежелание давать кому-либо советы. В романе «Дочь есть дочь» запечатлен столь убедительный образ разрушительной материнской любви, что поневоле появляется искушение искать его истоки в биографии самой миссис Кристи. Но писательница искусно заметает все следы, как и должно художнику. Богатый эмоциональный опыт собственной семейной жизни переплавился в ее творческом воображении в иной, независимый от ее прошлого образ. Случайно или нет, но в двух своих псевдонимных романах Кристи использовала одно и то же имя для двух разных персонажей, что, впрочем, и неудивительно при такой плодовитости автора, – хотя не исключено, что имелись некие подспудные причины, чтобы у пожилого полковника из «Дочь есть дочь» и у молодого фермера из «Неоконченного портрета» (написанного двадцатью годами ранее) было одно и то же имя – Джеймс Грант. Роман вышел в Англии в 1952 году. Перевод под редакцией Е. Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи

Детективы / Классическая проза ХX века / Прочие Детективы
Зверь из бездны
Зверь из бездны

«Зверь из бездны» – необыкновенно чувственный роман одного из самых замечательных писателей русского Серебряного века Евгения Чирикова, проза которого, пережив годы полного забвения в России (по причине политической эмиграции автора) возвращается к русскому читателю уже в наши дни.Роман является эпической панорамой массового озверения, метафорой пришествия апокалиптического Зверя, проводниками которого оказываются сами по себе неплохие люди по обе стороны линии фронта гражданской войны: «Одни обманывают, другие обманываются, и все вместе занимаются убийствами, разбоями и разрушением…» Рассказав историю двух братьев, которых роковым образом преследует, объединяя и разделяя, как окоп, общая «спальня», Чириков достаточно органично соединил обе трагедийные линии в одной эпопее, в которой «сумасшедшими делаются… люди и события».

Александр Павлович Быченин , Алексей Корепанов , Михаил Константинович Первухин , Роберт Ирвин Говард , Руслан Николаевич Ерофеев

Фантастика / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Ужасы / Ужасы и мистика