Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

И Терран, отделённый тысячами километров от Прохоровки, сразу почувствовал это. Коменданта срочно отправили на фронт, дали ему полк. Видно, туговато стало в немецкой армии с офицерами, если дело дошло до их худосочного полковника. Капитан Лаузе пошёл на повышение, оказался в комендантском кабинете. Вместе с полковником из лагеря забрали почти всех немецких солдат, оставив лишь несколько пятидесятилетних ландштурмистов. Именно теперь, решил капитан Лаузе, и настало время показать, что дисциплина в лагере не только не понизилась, но, наоборот, укрепилась.

Свой приход к власти Лаузе отметил впечатляюще и эффектно — механизированная виселица снова появилась в лагере.

Хмуро смотрели выстроенные на апельплаце пленные на эту зловещую машину.

Капитан Лаузе вышел на крыльцо в сопровождении седого фельдфебеля, единственного унтер-офицера среди оставшихся ополченцев, и бригадира — начальника отряда французских полицейских, которые несли внешнюю охрану. Возле машины-виселицы выстроился её экипаж — четверо здоровенных гестаповцев: палачей на фронт не брали даже при самых затруднительных обстоятельствах. Специалисты, ничего не скажешь.

Капитан долго смотрел на пленных пустым холодным взглядом. Эти люди были теперь полностью в его власти. Такого взлёта в его жизни ещё не было. Лаузе чувствовал себя богом, владыкой: захочет — жизнь подарит, захочет — повесит. Сегодня он желал пугануть этих жалких, высохших, бледных, одетых в лохмотья людей, пугануть хорошенько. Пусть почувствуют его железную руку, которая умеет карать.

— В нашем лагере, — громко сказал Лаузе, — упала дисциплина. Чтобы напомнить вам о ней, я приказал повесить одного преступника. — Капитан медленно, величавым жестом поднял правую руку и указал на пленного, стоявшего последним в шеренге. Гестаповцы проворно подбежали к несчастному парню. Минута — и уже в воздухе качались его босые ноги.

— Все видели? — спросил капитан. — Так будет с каждым, кто посмеет посягнуть, нет, даже не посмеет, а только подумает посягнуть на самое святое в нашем лагере — немецкий порядок.

— Разойдись! — во всё горло гаркнул фельдфебель. Машина, сердито фыркнув, выехала за ворота лагеря. Тело пленного вздрагивало на выбоинах и казалось живым.

— Подожди, ну подожди, вошь фашистская, — проговорил сквозь зубы Колосов, подходя к бараку. — Придёт и твой час, мы тебя ещё не так подвесим. Дождёшься.

— Когда? — сдерживая нервную дрожь, спросил Шамрай.

— Сегодня.

— Как сегодня?

— Нет, повесим его позднее. А сегодня мы переходим в ночную смену. Можешь идти в «Сан-маре», Жаклин будет тебя ждать возле шахты…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Электровоз мчался по штреку. Тонкие рельсы узкоколейки прогибались под его тяжёлым металлическим телом. Как жалко, что электровоз наполнен аккумуляторами, а не взрывчаткой. Робер Коше разогнал бы его и врезался в каменную стену, чтобы навсегда завалилась эта проклятая шахта. Смотреть тошно на штреки, крепления, на этих пленных шахтёров. И вообще опостылел белый свет, зачем жить, если Жаклин принадлежит другому.

Дня два тому назад он узнал об этом. И ни от кого-нибудь — от самой Жаклин. После смены они вместе шли домой, девушка спросила:

— Робер, ты мне друг?

— Конечно, что за разговор.

— Мне необходимо повидаться с мужем.

Он недоуменно взглянул на Жаклин. Она и бровью не повела. Шла, как всегда, легко размахивая руками, волосы схвачены яркой косынкой, спокойные глаза, улыбающиеся губы.

— Мужем? — Робер остановился. — С чьим мужем? Твоим? Ты вышла замуж? За кого?

— Он пленный из лагеря.

— Роман Шамрай?

— Да.

Ноги не удержали Робера, и он сел на прохладную, уже покрытую пожелтевшей осенней травой землю.

— Что с тобой? — спросила Жаклин.

— Ничего, — сквозь зубы ответил Робер. Потом, собрав силы, поднялся и сказал: — я его убью.

— Но он мой муж, не забывай об этом.

— Именно об этом я и думаю. Муж? Чепуха какая-то.

— Нет, это правда.

— Когда же вы поженились?

— В ту ночь, когда был налёт на гестапо.

— Ну и чудеса, — Робер горько усмехнулся. — Люди рисковали жизнью, подожгли нефтехранилища, били гестаповцев. А он побежал к тебе…

— Мне сдаётся, что вы были вместе.

— А ты… ты его любишь? И он действительно тебе муж?

— Да.

— С ума сойти можно, — Робер стиснул руку Жаклин. — А я как же? Ведь я люблю тебя.

— Потому и прошу помощи.

— Ну… — Робер с трудом подыскивал слова, — Это не для меня. Ты изменила мне. Ты отбросила мою любовь, хотя знала, что я давно тебя люблю, да ещё хочешь, чтобы я помогал тебе любить другого. Извини, но это уж слишком…

— А я думала, ты сильный…

— Нет, я обыкновенный, какой есть, и благородных подвигов от меня не жди. Погоди-ка, да ты меня просто дурачишь. Как пленный мог стать твоим мужем? Когда? Где? Ерунда какая-то!

— После того, как сожгли гестапо, мы поженились, у нас дома.

— О женщины! — воскликнул Робер. — Для того чтобы выйти замуж, им нужно полчаса!

— У меня это заняло и того меньше, — Жаклин улыбнулась. И именно эта шутка окончательно убедила Робера: всё правда. Сердце сжала нестерпимая боль. Он с трудом перевёл дыхание.