Избранные произведения в двух томах. Том 2

Платон Андреевич вздрогнул, досадливо поморщился: это шлепнулась на пол поставленная им у карты указка.

По залу тотчас пронесся оживленный и вроде бы даже ликующий гомон, как если бы там сидели не почтенные мужи, а детвора, третьеклассники, истомившиеся от скуки и обрадованные поводу развлечься. Вообще так почему-то устроено в мире, что взрослые люди, весьма деловитые и серьезные каждый в отдельности, вдруг снова обретают детскость и завидную непосредственность, едва их соберут скопом.

Однако Хохлов был достаточно чуток для того, чтобы уловить в этом гомоне и нечто иное: иронию, суеверное изумление перед игрой случая, заставившего указку свалиться именно в тот момент, когда он заговорил о северо-западе, о Лыже…

Знамение.

Платон Андреевич знал, что доклад придется делать в трудной обстановке, что ему нечего рассчитывать на сочувственное внимание, а внимание это, наоборот, будет настороженным, таящим протест, готовым в любой момент прорваться наружу.

Хохлов знал все это заранее и, готовя свой доклад, старался быть предельно самокритичным.

Он не слагал с себя ответственности за то, что в течение последних лет геологическая разведка велась лишь на одном направлении, на одной ограниченной площади — на Лыжской гряде. Ни для кого не было секретом, что поначалу Лыжский пятачок дал обнадеживающие результаты: несколько нефтяных фонтанов. Площадь признали перспективной. Под этот пятачок были ассигнованы миллионы, лыжская нефть была наперед учтена в государственном плане.

К сожалению, Лыжское месторождение пока (Хохлов, говоря о Лыже, подчеркнул это «пока») не оправдало надежд, не окупило вложенных денег.

И кроме того, усилия, сконцентрированные там, на долгое время отвлекли внимание геологической службы от других перспективных площадей.

Это необходимо признать, как ни горько такое признание. Однако…

Его рассуждения ни на шаг не отклонялись от фактов, а выводы были беспощадны прежде всего к самому себе. Только это могло, по мысли Платона Андреевича, обезоружить самых яростных оппонентов, избавить прения от дешевки личных выпадов и направить весь ход совещания в доброе русло.

С этой целью еще накануне он вычеркнул всю вводную часть доклада, где кратко излагалась история северной нефти, прослеживался нелегкий путь становления хозяйства и воздавалось должное заслугам людей, посвятивших этому делу полжизни.

И теперь он уже клял себя, убедившись, что жертва не оценена и не принята: то, что он, скорбя и колеблясь, перекрестил карандашом в докладе, его слушатели с восхитительной легкостью выбросили вообще из своей памяти, будто ничего такого и не было, хотя оно и касалось почти каждого из них.

А ведь было! И об этом, очевидно, все же следовало вспомнить. О нефтяной лихорадке, потрясшей этот край в предреволюционные годы, об отчаянных попытках взять эту нефть, обернувшихся банкротством, бесчестьем и гибелью. О памятной записке, поданной Ленину скромным служащим Моссовета. О том, как сюда пробилась первая геологическая экспедиция — по еще не остывшим следам англичан и белой гвардии. Как разбурили тайгу. И главное — о том, как в сорок втором году, когда немцы взяли Моздок и блокировали Грозный, эта северная нефть помогла воюющей стране выстоять, выжить…

Но сейчас все это оказалось вынесенным за скобки, как само собой разумеющееся, общеизвестное и не имеющее прямого отношения к повестке дня.

А осталось другое. Тягостные неудачи последних лет. Плановые и неплановые убытки.

Да, Хохлов был предельно суров и откровенен в оценке создавшегося положения.

Чего же еще от него хотели?

Чтобы он предался сейчас самобичеванию? Стучал кулаками в грудь и утробным голосом каялся с трибуны? Но ведь это, право же, и никчемно и пошло…

А может быть, сказывалась жажда определенных сенсаций? Вот бы, дескать, сейчас в самый раз выдать что-либо с перчиком. Ведь он, оратор, пока и словом не обмолвился о культе личности, о восстановлении норм…

Но при чем здесь это?

Платон Андреевич был прежде всего ученым. Он работал в области геологии, которая, увы, пока не принадлежит к разряду точных наук. Если он и ошибался, то эти ошибки относились именно к геологии, а не к чему-либо еще. И кстати, он не всегда ошибался: немало действующих нефтяных месторождений страны связано с его, Хохлова, уважаемым именем. И если ему покуда не удалось доказать высокой перспективности Лыжи, то никто не доказал и обратного…

— Можно не сомневаться, товарищи, что наши затруднения носят временный характер. Сейчас от нас требуются общие, коллективные усилия, чтобы преодолеть эти затруднения, исправить допущенные ошибки и сосредоточить все внимание на решении конкретных задач. Критика должна быть прежде всего конструктивной…

Он закруглялся. Оставалась еще страница — о недавней сессии и запуске космического спутника с собакой на борту. Все то, чем полагается заканчивать солидный доклад. Но Хохлову показалось, что сейчас это прозвучит кощунственно и нелепо. Да и часы, лежавшие перед ним на пюпитре, подсказали, что регламент давно исчерпан.

Собрав бумаги, он зашагал прочь от трибуны.