— Потти, ты должен был вступить в их общество, это же пустяки! Я вот уже три месяца, как вступила. Ну и что?
— За каким чертом?
Она пожала плечами.
— Ты платишь доллар, посещаешь пару их собраний, и они тебя оставляют в покое. Благодаря этому я три лишних месяца продержалась на работе. Ну и что?
— Что ж… И все же мне неприятно, что ты так поступила, вот и все. Ладно, давай забудем об этом, Мид. Смотри-ка, вода вышла за бровку тротуара.
— Пожалуй, тебе лучше переночевать здесь.
— М-м-м… не хотелось бы оставлять мою красавицу «Энтропию» на улице на всю ночь в такой ситуации… Мид?
— Что, Потти?
— Мы теперь оба безработные. Может отправимся на север через Мохаве и поищем местечко посуше?
— С радостью. Но, Потти, это что — предложение путешествовать или предложение руки и сердца?
— Ты мне брось эти или-или. Пока это всего лишь соображения по поводу отпуска. Дуэнья у тебя есть?
— Нету.
— Тогда укладывай вещи.
— Сию минуту. Только, Потифар, как их укладывать? Не хочешь ли ты сказать, что пришло время прыгать?
Он посмотрел на нее, потом на окно.
— Не знаю, — произнес он задумчиво. — Но этот дождь, похоже, может затянуться надолго. Не бери ничего, без чего можешь обойтись, но не оставляй дома ничего, без чего обойтись нельзя.
Потифар забрал у миссис Мегит свою одежду, а Мид ушла наверх. Она спустилась одетая в брюки, неся два больших чемодана. Одной рукой Мид придерживала пожившего и потрепанного плюшевого медведя.
— Это Винни.
— Какой Винни? Винни Пух?
— Нет, это Винни Черчилль. Когда мне плохо, он обещает мне «кровь, труд, слезы и пот», и тогда мне становится легче. Ты же сам велел мне взять все, без чего нельзя обойтись.
Она с тревогой посмотрела на Брина.
— Верно.
Он взял чемоданы. Миссис Мегит, казалось, была вполне удовлетворена его объяснениями насчет необходимости нанести визит его (мифической) тетке в Бейкерсфилде, прежде чем заняться поисками работы. Тем не менее, она заставила Брина покраснеть, расцеловав его на прощание и повелев хорошенько заботиться «о ее милой девочке».
Бульвар Санта-Моника был закрыт для движения. Пока они плелись в непрерывном потоке машин вверх по Беверли Хиллз, Брин все время крутил ручку радиоприемника, обнаруживая лишь треск и свист, пока наконец не наткнулся на местную станцию: «…фактически, — говорил резкий высокий голос, — Кремль приказал нам убраться из города до заката.
По мнению вашего корреспондента, в такие дни каждый американец обязан держать порох сухим. А теперь слово…» Брин выключил радио и посмотрел Мид прямо в глаза.
— Не надо волноваться, — сказал он, — в этом духе они вещают уже многие годы.
— Ты думаешь, они блефуют?
— Этого я не говорил. Я сказал — не волнуйся.
В своих собственных сборах, которыми он занимался с помощью Мид, Брин использовал принцип терпящих бедствие: консервы, вся бывшая в доме теплая одежда, спортивная винтовка, из которой он уже два года как не стрелял, комплект автомобильных запчастей и инструментов, содержимое домашней аптечки. Содержимое конторки Брин сложил в картонный ящик и засунул его под заднее сиденье машины вместе с консервными банками и пальто, прикрыв эту кучу всеми обнаруженными в доме одеялами. Потом они поднялись по шаткой лестнице наверх для последней проверки.
— Потти, а где твои графики?
— Скатаны в рулон и лежат над задним сиденьем. Я думаю, что… О, погоди-ка минутку! — Брин стал вытаскивать с книжной полки, висящей над столом, тоненькие невзрачные журналы. — Чуть было не забыл выпуски «Западного астронома» и «Труды Астрономической Ассоциации».
— А зачем они тебе?
— Как это зачем? Я уж чуть ли не с год не брал их в руки. Теперь, возможно, у меня найдется время и для чтения.
— Гм-м… Наблюдать, как ты будешь глотать научные труды — не очень-то вяжется с моим представлением об отпускных радостях.
— Молчи, женщина! Ты взяла Винни — я возьму журналы.
Она промолчала и помогла Брину увязать журнальную пачку. Брин бросил тоскливый взгляд на калькулятор, но решил, что, забрав его, он обретет сходство с Белым Рыцарем Льюиса Кэрролла. Хватит и логарифмической линейки.
Когда машина, разбрызгивая воду во все стороны, выехала на улицу, Мид спросила:
— Потти, а как у нас с деньгами?
— Как? Да нормально, я полагаю.
— Нет, я имею в виду, что мы уезжаем в часы, когда банки уже закрыты. — Мид прижала к груди сумочку. — Мой банк — вот. Денег маловато, но они нам пригодятся.
Он улыбнулся и потрепал ее по коленке.
— Молодчина! Я тоже сижу на своем банке. С первого января этого года я начал превращать все ценные бумаги в наличные.
— О! А я закрыла свой банковский счет сразу после нашей первой встречи.
— Вот как? Значит, моя болтовня произвела на тебя впечатление?
— К тебе я с самого начала относилась серьезно.
Каньон Минт они проехали, делая по пять кошмарных миль в час, видимость была ограничена красными габаритными огнями ехавшего впереди грузовика. Когда они остановились, чтобы проглотить по чашке кофе в придорожном кафе, подтвердилось то, что и так было очевидно: перевал Ка-хон был закрыт, и весь поток машин, направлявшихся к шоссе N 66, должен был двигаться через другой перевал.