Избранные произведения в одном томе

Она сидела в Варшаве в тюрьме. Всего сорок восемь часов, но в тюрьме. Они уже пришли в ресторан, однако за столик не сели, коротая время в баре. Американец все не появлялся. Маленький ресторанчик находился недалеко от Елисейских полей. Народу было немного. Одинокие мужчины читали газеты. На первой полосе одной из них два полных джентльмена средних лет тыкали друг в друга рапирами. Утром состоялась дуэль между двумя членами парламента. Пролилась кровь. Несколько капель. Царапина на руке. Жаждущий сатисфакции ее получил. Французы.

— Мне тогда было только шестнадцать, — говорила Анна. — Меня пригласили на вечеринку. К итальянскому дипломату. Меня часто приглашали иностранцы, потому что я свободно говорю на нескольких языках. — В наше время такие, как Анна, всегда в цене. — Я до сих пор пью только фруктовый сок. Всех поляков, присутствовавших на вечеринке, арестовали.

— Encore trois whiskeys, Jean[257], — обратился к бармену Гаррисон.

— Дипломат вывозил из Польши произведения искусства. Контрабандой. Был тонким ценителем живописи. Полиция допрашивала меня в маленькой комнатке десять часов подряд. Они хотели знать, как я помогала ему и сколько мне за это платили. Меня обвиняли и в шпионаже. Я только плакала. Потому что ничего не знала. Когда меня приглашали на вечеринку, я не отказывалась. Девушке не положено отказываться, если ее приглашают. Я хотела к маме, но полицейские заявили, что оставят меня в тюрьме и я буду сидеть там, пока во всем не признаюсь, а они никому не сообщат, где я нахожусь. А если ничего не скажу, то останусь в тюрьме навсегда. — Анна улыбнулась. — Меня посадили в камеру к двум женщинам. Проституткам. У них каждое второе слово было ругательством. Они смеялись над моими слезами, а я плакала и плакала, не могла остановиться. Эти женщины сидели в тюрьме уже три месяца и не знали, когда их выпустят. Они ужасно хотели мужчину. «Три месяца без мужчины — это ад», — говорили они. Из ткани, перекрутив ее, они сделали… — она замялась, не находя нужного слова, — такую штучку, похожую на половой орган мужчины.

— Пенис, — подсказал Гаррисон.

— Они ублажали им друг друга, — продолжила Анна. — Потом захотели испробовать его на мне. Я закричала, пришел охранник, а они рассмеялись. Сказали, что через три месяца я буду умолять их дать мне эту штучку. — Она улыбалась, потягивая виски. — На следующий вечер меня выпустили. Предупредили, что я никому не должна говорить, где была. А теперь я в Париже, хочу выйти замуж за американца и жить в Америке.

И тут же в ресторан вошел американец. В сопровождении молодого, кровь с молоком, англичанина, словно сошедшего со страниц романа Грэма Грина «Конец пути». Американец представился: Кэррол. Кожаный пиджак, черная водолазка, длинное, мрачное, очень загорелое лицо. Он работал фотографом в большом информационном агентстве и только что вернулся из Вьетнама. А опоздал потому, что дожидался, пока привезут отснятые им фотографии. Но так и не дождался. Англичанин работал на Би-би-си и держался очень скромно. Американец поцеловал Анну, по-братски. На желающего вступить в фиктивный брак он никак не тянул.

Вновь подали виски. Розмари так и сияла. А молодой англичанин краснел всякий раз, когда она замечала, что он смотрит на нее. Да, все это куда лучше, чем одной торчать в номере отеля, где лампы такие тусклые, что даже нельзя читать.

— Тюрьма — высшее из испытаний, — говорил Гаррисон. Рассказ Анны пробудил в нем воспоминания о былом. Он провел три года в японском концентрационном лагере. — Вот где проверяется характер. Даже непосредственное участие в боевых действиях не идет ни в какое сравнение с тюрьмой.

Они сидели за столиком. Ели закуски. Ресторан славился своими закусками. На двух больших столах стояли тарелки с тунцом, сардинами, редисом, очищенным сельдереем, яйцами под майонезом, грибами в масле, десятком сортов колбас и паштетов. Армии бедняков могли бы кормиться на этих закусках. Молодой англичанин сидел рядом с Розмари. Когда его колено случайно касалось колена Розмари, он тотчас отдергивал ногу, словно колено натыкалось на штык. Виски сменилось вином. «Божоле» нового урожая. Бутылки темного стекла появлялись на столе, их быстро выпивали, и они тут же уступали место полным.

— Охранники придумали себе забавную, по их мнению, игру, — продолжал Гаррисон. — Кто-то из них не спеша курил сигарету, стоя перед нами. Перед сотней изголодавшихся мужчин в лохмотьях, многие из которых отдали бы за сигарету жизнь. Не слышалось ни звука. Никто не шевелился. Мы просто стояли и смотрели, как маленький человек с ружьем курит, поглядывая на нас сквозь вьющийся дымок. Когда от сигареты оставался окурок, он кидал его на землю, растирал каблуком и отходил на несколько ярдов. А сто человек бросались в драку, чтобы добыть хоть крошку табака. Охранники смеялись.

— Загадочный Восток, — покивал Кэррол. — Во Вьетнаме мне довелось увидеть такое…