— Со мной всё в порядке, — рявкнула Гилви, с усилием выпрямляясь. — Просто голова закружилась. Перенапряглась, но уже всё прошло.
Доктор с сомнением покачал головой.
— Я вынужден настаивать на всестороннем осмотре, госпожа Паттерс, я…
— Я… в… полном… порядке, — медленно, словно умственно отсталому, повторила Гилви прямо в лицо врачу. Встала, резко оттолкнув того в сторону. — Руслан! И вы, господин генерал-майор, — на вашем месте я бы не мешкала с Новым Севастополем. С Дарианой Дарк сможем разобраться по дороге.
…Передовой отряд «Танненберга» безо всяких помех добрался до периметра. Пропускник являл собой жуткое зрелище — всюду: на дороге, возле бетонных баррикад, даже во рву — лежали растерзанные тела. Броня, похоже, никому не помогла. Стальная дверь в бункер была проплавлена в нескольких местах и широко распахнута. Возле амбразур валялись расстрелянные твари, но их было немного. Живых — никого. А вот многие трупы людей оказались заражены, подобно тому, что мы видели на Иволге. Пришлось задержаться и соорудить погребальный костёр.
Валленштейн велел тщательно собрать все опознавательные чипы и жетоны.
Растолкав в стороны бетонные блоки, колонна втянулась в город.
Лучше бы я никогда этого не видел.
Новый Севастополь, казалось, сошёл с одного из полотен великого Иеронима Босха. Повсюду — кровь и тела, тела и кровь, оторванные руки, ноги, головы, рядом — дочиста обглоданные скелеты; и лишь изредка попадалась пристреленная тварь Тучи. Здесь она почти не встретила сопротивления.
Валленштейн пустил впереди бронетранспортёр взвода пропаганды, который сейчас и вещал из всех громкоговорителей:
— Жители Нового Севастополя, в город вступают имперские части. Мы уничтожаем атаковавших вас бестий. Не оказывайте нам сопротивления, достаточно пролитой крови, никто больше не должен пострадать…
И верно — до самого центра города в нас не прозвучало ни одного выстрела.
Мало-помалу из окон и дверей осторожно высовывались случайно уцелевшие, провожая нас полубезумными взглядами.
Формально Новый Севастополь вновь принадлежал Империи.
Мы уничтожили всех биоморфов в ближайших окрестностях. Ни я, ни Гилви больше никого не чувствовали, за исключением Дарианы, пребывавшей связанной и под надёжной охраной в арестантском транспортёре.
Какое-то время у нас заняло наведение элементарного порядка в городе, оживление информационных сетей, взятие под контроль энергостанций и систем жизнеобеспечения; и лишь потом я, Гилви и Валленштейн вошли в камеру, где держали Дариану.
Знаменитая террористка застыла на узкой лежанке, привязанная широкими ремнями, устремив глаза в низкий стальной потолок. Она сильно изменилась со времени нашей последней встречи. Глаза запали, щёки ввалились, лицо сделалось землисто-серым; бледные, бескровные губы и почерневшие зубы довершали картину. Казалось, что Дариана очень тяжело, если не смертельно, больна.
Что я испытал? Торжество? Злорадство? Нет, одну лишь пустоту и боль. Она была подобна мне. Мы носили в крови один и тот же яд. Мы могли бы стать щитом человечества, а сделались непримиримыми врагами.
— Дариана Дарк, — негромко произнёс Валленштейн, глядя ей прямо в лицо.
Она не пошевелилась, не удостоила нас даже взглядом.
— Не станет говорить, — безжизненно произнесла Гилви. — Господин генерал, вам лучше оставить нас. Мы с Русланом разберёмся.
Валленштейн дёрнулся было, словно желая что-то сказать, но осёкся, коротко дёрнул головой и молча полез прочь из автозака.
Броневая дверь скрипнула. Гилви повернула запор.
— Ты хочешь проделать с ней тот же номер, что и со мной? — обратилась она ко мне, правда, избегая смотреть мне в глаза.
— Именно, — кивнул я.
— Едва ли получится. Биоморф в ней очень, очень силён. Держи меня крепче, Рус!
Слияние у нас получилось почти сразу, легко и естественно. И вдвоём мы ударили по биоморфу в Дариане, ломая её сопротивление, её последние и отчаянные попытки приказать нам, заставить нас повиноваться — подобно тому, что она проделала со мной не так давно, когда захватила в плен весь мой отряд.
Но теперь нас было двое. И мы не просто оказались вдвое сильнее. Нет, Гилви уверенно вела меня, едва ли не играючи сметая с пути воздвигаемые Дарианой заслоны.
Сперва у Дарк расширились глаза, потом она захрипела, задёргалась в путах, выгибаясь, словно в эпилептическом припадке. Я чувствовал захлестнувшее её отчаяние, чёрное и беспросветное, ощущал и желание перестать жить, умереть прямо сейчас, однако сквозь это пробился холодный голос Гилви:
— Ты нам всё скажешь, бестия.
— Ты… ты… — Дарк приподняла голову, из уголка рта по подбородку стекала слюна. — Ты… почему… с ними…
— Потому что я люблю его. Достаточно? — прежним голосом объявила Гилви. — Что ещё хочешь спросить, Дариана?
— Ты… ты перешла порог, ты теперь…
— Знаю. Но это было неизбежно.
— О чём ты, какой порог? — не понял я.
— Потом, — отмахнулась Гилви, — не мешай.
— Т-ты… могла бы…
— Кто меня создал, Дариана? — спокойно спросила Гилви. — Ответь мне, и, быть может, я пощажу тебя.
Дарк хрипло засмеялась, однако смех тотчас сменился захлёбывающимся кашлем.