Кто путает понятия «хочется» и «надо», тот не революционер и вообще мужик сомнительный. Надо — значит надо. Но пока я был на своем месте как рыба в воде и совершенно не собирался ни в какой отпуск. Снял приличную квартиру в Новом Пекине, перетащил к себе маму, женитьбой себя не обременил и жил совсем не плохо.
Неделю назад я принимал у Врат очередную партию антиграв-генераторов, поступивших из метрополии. Земля отменила какой-то запрет и наконец-то решила облагодетельствовать Твердь хоть сколько-нибудь продвинутой продукцией. Все это здорово напоминало раздачу дикарям-островитянам ножей и стеклянных бус, но кто посмеет утверждать, что дикари не радовались бусам и тем более ножам? Радовались и мы: на Тверди наконец-то будет настоящий транспорт! Пусть не очень современный, пусть даже устаревший по земным понятиям — мы и от такого подарка были в восторге. Для того, кто привык хлебать суп горстью, обыкновенная столовая ложка — чудо техники. Для нас же, привыкших к паровым или бензиновым движкам, таким чудом техники был антиграв-привод.
Первые две партии мы уже приняли и даже смастерили парочку опытных образцов грузопассажирских экипажей на антиграве — с таким дизайном, что христиане любых течений крестились, в испуге отшатываясь от бесовской колымаги, а мусульмане поминали шайтана. Вдобавок некий неумный шутник из красильного цеха размалевал обе машины такой цветовой гаммой, что какого-нибудь особо брезгливого человека могло бы стошнить при одном взгляде на эти чудища. Но эти штуковины летали немногим хуже настоящих аэромобилей и даже слушались рулей! В разработке был улучшенный вариант, который мы намеревались довести до пуска в серию, а пока склады затоваривались антиграв-генераторами. И я лично следил за приемкой очередной партии.
Тут-то Дженни и вышла из Врат. Одна. В походной одежонке, с рюкзаком за плечами и видом растерянно-любопытным. Подкупал уже один ее взгляд, лишенный и намека на стандартную высокомерную снисходительность землян по отношению к туземцам, способную взбесить даже самого кроткого аборигена. Это было интересно! Я завязал с ней разговор и уже через полчаса знал, что теперь-то уж точно возьму положенный двухнедельный отпуск. И возьму одну из опытных антиграв-колымаг. На обкатку. Пусть Боб только попробует отказать мне в этом! О том, что скажет мама, узнав, что ее сын увлекся земной девушкой, я старался не думать.
«Бабочка» пересекла поляну, полетела дальше по своим делам, и век бы ее не видеть, тварь кусачую. О наших волчьих жуках Дженни уже была наслышана и о бурых червях тоже. С ее точки зрения — ничего особенного, на других планетах, где существует местная жизнь, встречаются существа и похуже, а безжизненные планеты экологам не нужны. Дженни больше интересовали эхо-слизни и их роль в экосистеме. Какие только опыты она ни проделывала с этими в общем-то скучными тварями, да еще и меня заставляла в них участвовать! Наш климат ей не нравился — слишком жарко и слишком сухо. Я предложил было махнуть к морю, самому хотелось, твердианского океана я до сих пор в глаза не видел, — но Дженни интересовала устойчивость наших природных экосистем при столкновении с человеческой цивилизацией, а такие места лучше всего изучать в пределах двух— трех сотен километров от Нового Пекина.
Я не биолог, но, по-моему, прежде чем изучать устойчивость экосистемы, не мешало бы как следует изучить саму экосистему. Но, должно быть, на Земле свое мнение на этот счет.
— Если листоеды обгрызли дерево самур, — учил я Дженни, как маленькую, — значит, скоро здесь появятся волчьи жуки, и целой стаей. Дерево само вызывает их, чтобы спастись от пожирателей.
В ответ Дженни несла какую-то лабуду насчет хеморецепции и коэволюции. Я не особенно прислушивался к ее словам, но тембр голоса мне нравился.
Хотите — верьте, хотите — нет, я ползал с Дженни на карачках, раскапывая какую-нибудь кочку на предмет выяснения, какова в этой кочке почвенная фауна, кто кого жрет и как на это влияют насаженные человеком культурные растения! Не раз мне приходилось объясняться с фермерами, вышедшими с ружьями посмотреть, какой это гад портит их огороды.
Ох, Дженни… Ладная крепенькая фигурка, хорошее лицо, приятный голосок, преданность науке… скажете, этого мало, чтобы влюбиться? Пожалуй, я соглашусь, но есть в некоторых женщинах нечто такое, что не вписывается ни в какую систему параметров. Нечто неуловимое. А почему, кстати, неуловимое? Наверное, просто потому, что ловить-то не хочется, а хочется любоваться. И подите вы все от меня как можно дальше со своими «объективными критериями»!