Избранные произведения в одном томе

Итак, в Парижской консерватории мне сказали, что я могла бы иметь успех, если бы что-нибудь произошло с моим горлом — например, мой голос стал бы неправдоподобно высоким. Увы, ничего подобного не случилось, и мне пришлось искать другой путь к успеху. В то время я не знала, что во мне скрыты такие таланты в жанре комедии, которые с тех пор вознесли меня на нынешние высоты карьеры. Однако все это не имеет значения, я лишь хочу объяснить, как я стала близкой подругой великой певицы Хильды, моей сокурсницы. Она взлетела, если хотите, подобно ракете, и планка никогда не опускалась, пока не упала в ее могилу! В дни своего успеха Хильда никогда не забывала обо мне и, когда узнавала, что я нахожусь в том же городе, что и она, или недалеко от него, всегда приглашала меня приехать и пожить с ней. Иногда это было для меня приятным разнообразием, потому что я переживала то взлеты, то падения. Она была добрым созданием и умела принимать те почести, которые так и сыпались на нее, с истинным величием. Впрочем, время от времени они, должно быть, тяготили Хильду, потому что, когда я к ней приезжала, она любила делать вид, будто я — выдающаяся звезда, и сажала меня напротив себя за обедом или за ужином после спектакля, когда мы оставались вдвоем, и увешивала меня великолепными драгоценностями, подаренными ей королями и королевами. Сначала мне это нравилось, но через несколько лет, когда тщета этого мира обожгла меня, я начала чувствовать в глубине души горькую насмешку. Конечно, я ни за что на свете не дала бы подруге понять свои чувства, потому что это глубоко ранило бы ее; так что ничего не менялось, и старая детская игра продолжалась до самого конца.

Именно когда я была вместе с Хильдой в Чикаго, со мной и произошло странное приключение. Может, кто-то из вас о нем слышал?

С этими словами рассказчица обвела присутствующих вопросительным взглядом. Недолгое молчание прервал голос трагика:

— Они о нем забыли, моя дорогая, — те, кто еще держится на ногах!

— Кости, когда наносите ответный удар, пусть даже женщине, не следует бить ниже пояса! — произнес один из молодых людей, тот, что учился в Оксфорде. Трагик злобно взглянул на него: возмутительное самомнение юноши, который казался сердитым, и, по-видимому, говорил серьезно, было беспрецедентным. Подумать только, молодой человек делает выговор трагику! Тем не менее Кости чувствовал, что не прав, и молча ждал продолжения. «Поющая субретка» дерзко оглядела слушателей, но губы ее слегка дрожали, а непролитые слезы туманили глаза — удар был чувствительным. Вздохнув, она продолжала:

— Нельзя отрицать, это случилось давно, но я помню все так ясно, будто это было вчера! Я осталась одна в номере-люкс у Хильды. Он находился в «Аннексе», там все апартаменты выходят в коридор и запираются на обычный американский замок. Хильда пела в «Фиделио»[202] и забрала служанок с собой. Я осталась дома, потому что мне «было не по себе», как выражаются американцы, и я не принимала участия в «Роковом наследстве» — спектакле, который наша труппа давала в тот вечер в «Маквикерсе». Я лежала в удобном кресле и дремала, когда услышала, как в замке повернулся ключ. Я не оглянулась, так как каждый номер обслуживал отдельный официант, и подумала, что он пришел, чтобы узнать, не хочу ли я выпить кофе, как делал обычно примерно в это же время, когда мы бывали дома. Однако официант не заговорил со мной, как делал всегда, поэтому я сонно позвала: «Фриц!»

Ответа не было.

«Думаю, Фриц, — сказала я, — сегодня я бы выпила вместо кофе чашечку чаю».

Он по-прежнему не отвечал, поэтому я оглянулась и увидела, что это действительно официант, но мне он не знаком.

«О, — сказала я, — я думала, это Фриц. Где он?»

«Он ушел, мадам! — с безукоризненной вежливостью ответил мужчина. — Сегодня вечером у него выходной, но я его заменяю».

«Тогда, — сказала я, — будьте любезны принести мне чаю, и поскорее. У меня болит голова, и чай мне может помочь».

Сказав это, я снова откинулась в своем кресле.

Прошло несколько секунд, однако я не слышала, чтобы официант выходил, поэтому оглянулась и сказала: «Прошу вас, поторопитесь», — его медлительность меня раздражала. Он вновь не пошевелился, а все стоял там и в упор смотрел на меня. Я немного испугалась, потому что мне показалось, что у этого мужчины дикий взгляд, как у человека, загнанного в угол или отчаявшегося. В комнате Хильды послышался шорох — это делали свою работу горничные. Я быстро встала и пошла к двери, намереваясь выйти к ним и попросить прислать кого-нибудь вместо этого нового официанта, который к тому моменту начал казаться мне безумным. Однако едва я взялась за ручку двери, как тонкий, пронзительный, тихий голос за моей спиной яростно произнес: «Стойте!»