Нельзя оценить политическую деятельность Данте во Флоренции и после изгнания, его присоединение к партии Черки и последующий разрыв с нею, его так называемый «гибеллинизм», не разобравшись в столкновениях гвельфов и гибеллинов, во вражде «черных» и «белых». Нельзя оценить яростные нападки Данте на папство и его выступления против теократии римской курии, не изучив истории борьбы флорентийской коммуны за независимость против Бонифация VIII. Нельзя понять этическую теорию Данте, не познакомившись с успешной борьбой флорентийских пополанов против засилья феодального нобилитета. Нельзя понять протесты Данте против «жадности», не учтя, что во Флоренции пробивались первые ростки раннего капитализма. Короче говоря, политические и социальные воззрения Данте, будучи в значительной мере обобщением конкретного опыта флорентийской истории, не могут быть поняты вне этого опыта. Взгляды Данте формировались под воздействием событий 1301–1302 гг., определивших навсегда судьбу поэта и содержание его политических теорий. Поражение белых гвельфов было связано с вмешательством светской власти папства и чужеземных феодалов. Беспрепятственность этого двойного вмешательства объяснялась политической раздробленностью Италии. С другой стороны, поражение белых гвельфов свидетельствовало о трудности и опасности борьбы с дворянством без поддержки центральной власти. Наглядные исторические уроки распри белых и черных гвельфов послужили исходным пунктом для основной политической идеи Данте – идеи государственного объединения Италии под эгидой национальной монархии. Истоки восторженного отношения Данте к Генриху VII проясняются только после изучения хроники Дино Компаньи.
И наоборот. Картина социального развития Флоренции естественно дополняется ярким идеологическим отражением этого развития в произведениях Данте. Но Данте был не только флорентийским поэтом. Он был поэтом итальянским. Он осмысливал исторический опыт родной Флоренции в тесной связи с аналогичным опытом других городов Италии, в масштабе всей страны. Ни на минуту не порывая с Флоренцией, мы одновременно выходим вместе с Данте за узкие пределы ее стен и башен. И проблемы, явления, лица флорентийской истории предстают как бы под всеитальянским увеличительным стеклом.
«Народ мой, что я тебе сделал?»
Верующий поэт заставил самого апостола Петра прервать райские славословия и обрушиться на Бонифация VIII в столь энергичных выражениях, что небеса покраснели и затмились, а прекрасная Беатриче изменилась в лице:
Эти гневные слова, которые вне себя повторяет разбушевавшийся апостол, – удивительный пример политической страстности Данте. Политика была для Данте личным делом. Его оценки людей и событий пропитаны благородной тенденциозностью. Кто не знает, что Данте «те жалкие души, что жили без хулы и без хвалы», поместил в ад, даже не в ад, а в преддверие ада, ибо «их не принимает адская бездна, чтобы в сравнении с ними не умалилась вина иных преступников». Здесь те, кто уклонялся от участия в борьбе и «был только за себя».
Так громит Данте людей без тенденции, пылкий поэт и непримиримый политический борец обличает бесстрастие и безразличие к политике. Обычно справедливо усматривают истоки тенденциозности Данте в бурной политической атмосфере Флоренции, плохо вязавшейся с индифферентизмом, воспитавшей сильные характеры, накалявшей и леденившей сердце.
Данте родился в мае 1265 г. Сведения о его отдаленных предках не вполне достоверны и всегда служили предметом полемики среди исследователей. Сам Данте называет в «Комедии» своим прародителем рыцаря Каччагвиду, исторически реальное лицо, который, судя по документам, жил в первой трети XII в. Тень доблестного прадеда Данте в беседе с поэтом отказывается назвать имена своих предков, заявив, что о них «достойней умолчать», и добавляет, что в те времена «кровь была чиста в последнем ремесленнике»[735]
. Это может означать, что родители Каччагвиды были незнатны, или что Данте просто ничего о них не известно.Для нас не столь уж важны споры о наиболее глубоких корнях генеалогического древа Данте. Во всяком случае, подавляющее большинство дантологов полагает, что предки поэта принадлежали к городскому нобилитету. Но фамилия Алигьери не упоминается в хрониках[736]
. Естественно заключить, что она была довольно незаметна и никогда не могла похвалиться богатствами и влиянием. Дворянский герб Данте – серебряная полоска на черно-золотом фоне – был впервые прославлен поэтом.