Изгнание

Впрочем, проблема с девкой разрешилась скоро. Хозяйская дочка Малуша – девица не первой молодости, сильно напоминающая с виду всю ту же сушеную рыбу, молчаливая и рукастая, после смерти отца управлялась с рыбной ловлей на его лодке одна, оставляя старую мать на хозяйстве. Было это весьма несподручно. Поэтому деревенский староста и определил Ефима на постой в этот дом, дабы у Малуши был помощник на лодке. Помощник оказался с изрядной ленцой, но девицу это не огорчило. «Лучше плохонький мужичонка, чем совсем никакого,» – здраво рассудила она. Немного присмотревшись к Ефиму, на вторую ночь Малуша улеглась рядом и по-хозяйски двинула засыпающего мужика локтем в бок.

«Эй, ты чего это удумала, заноза цветистая?» – всполошился Ефим. Но Малуша уже нащупала все, что ей было интересно и сопротивляться стало как-то не с руки. Кричала девица так, чтобы всем соседям было слышно. Наутро Ефим получил право вполне законно полениться после ночных трудов, а Малуша – потешить свою женскую гордость перед любопытными соседками. Конечно, ему не хватало некоторых округлостей под рукой, но выбирать не приходилось. Считай, еще неплохо устроился.

Беда пришла через месяц, когда беглецы уже пообвыклись с деревенской жизнью и перестали дрожать при виде каждой тучи пыли на дороге. Дорога и не пылила, после начавшихся осенних дождей её развезло так, что холеные лошади из личной конюшни правителя с трудом переставляли ноги в этом месиве. Заприметивший их первым Ефим кубарем скатился с горы, пиная по пути зазевавшихся глупых кур и перепрыгивая через две ступеньки. Умила, доившая коз, и Балаш, чинивший старые сети, с первого взгляда поняли: «Беда».

Бежать на лошадях в степь нечего было и думать: они паслись с другой стороны горы, расседланные. Пока беглецы туда добегут и оседлают лошадей, стражники успеют взять их тепленькими. Даже если им удастся выехать в степь, то окажутся, как на ладони, и их поймают, словно испуганных зайцев. Что же делать? Если нельзя бежать по земле, то остается бежать по воде. Умила метнулась в дом, снимая на бегу фартук, и вернулась назад с узелком из него, куда успела сунуть головку острого козьего сыра, десяток хрустящих красных яблок и связку сушеной рыбы.

В этот полуденный час в бухте было обычно пусто, лодки мирно покачивались на воде. Залезли в первую попавшуюся. Сдирая подсохшие мозоли, Балаш греб, как никогда прежде. Весла взлетали, будто крылья. Лодка резво вырвалась из бухты, распугав чаек, и понеслась в открытое море. С прибрежных скал за исчезающей в море черной точкой, зло сощурив глаза, в бешенстве наблюдал Азар. Гнев отца был страшен. Одним взглядом, без слов, он показал сыну всю его ничтожность, никчемность и бесполезность. Поэтому сейчас Азар готов был землю носом рыть, чтобы вновь заслужить благосклонность отца, попутно вымещая свою злость на ком придется. Но желанная добыча ускользнула.

К счастью, погода беглецам благоприятствовала. На море был штиль. Гребя по очереди, они продвигались в сторону захода солнца, стараясь не терять из вида берег. Когда тот круто свернул на север, беглецы поняли, что добрались до Черной трясины, пожалуй, единственного места, где они могли спрятаться от погони. Поначалу казалось, будто ничего не изменилось, мелкая рябь все также бежала по прозрачно-голубой воде. Потом море резко обмелело так, что без труда можно было достать веслом до дна. Впрочем, дна, как такового не было, лишь толстый слой ила. И чем дальше продвигалась лодка, тем толще он становился. Вода стала мутно-серой с взвесью частичек глины и ила, очень теплой и начала пованивать. Водная растительность цеплялась за весла, приходилось все время стряхивать её, что сильно мешало продвижению. Местами появились островки камыша и торчащие прямо из воды кусты.

Чем дальше продвигались путники, тем сильнее становился гнилостный запах, исходящий от стоячей воды. Невозмутимые цапли не спеша переступали длинными ногами, внимательно глядя в мутную воду. Молниеносное движение, и в клюве оказывалась обреченная рыбешка. У пологих, топких берегов во множестве возились кулики, выискивая в грязи моллюсков и червей. Пучеглазые, много времени проводящие на суше илистые прыгуны ловко уворачивались от них. Все больше становилось деревьев, растущих прямо из воды. С их веток свисал скользкий черный мох, похожий на отрепья опустившихся бродяг или на грязные бороды древних стариков. В воздухе появились полчища кровососущих насекомых, с азартом набросившихся на редкую добычу. Водяные крысы деловито скользили мимо лодки, прорезая затянутую ряской поверхность воды и выискивая притаившихся в переплетении корней и ветвей маленьких, шустрых крабов. Толстая бледно-желтая змея свисала с дерева, покачивая хвостом.

Путникам было не по себе в этом жутковатом местечке. Они ясно понимали, что загнали себя в безвыходную ситуацию: здесь их, конечно, не найдут, но и им деваться было некуда.