Изгнание

Урум наблюдал за оленями из-за непролазных зарослей орешника. Когда соперники, наконец, отпрянули друг от друга и побежденный, гордо подняв голову, удалился, Урум прыгнул на разгоряченного схваткой и потерявшего бдительность победителя, ударом мощной лапы сломав ему хребет. Ноги оленя разъехались, и он беспомощно растянулся на траве, ткнувшись мордой в землю и напрасно силясь подняться. Но гигант все еще был опасен, потому как вполне мог вспороть острым рогом живот Уруму. Влажные, карие глаза оленя с ужасом наблюдали, как йорг, не торопясь, заходит сзади, наступает ногой на плоскую чашу рогов, придавив ее к земле всем своим весом с одной стороны и, удерживая мощной лапой второю половину рогов, с хрустом ломает ему шейные позвонки. Теперь все. Урум нащупал пульсирующую вену на обмякшем теле животного, когтем взрезал толстую кожу над ней и припал к брызнувшей фонтанчиком горячей крови.

После последней встречи с сородичем – молчаливым даже по меркам йоргов рыжеватым великаном Гуруном, он шел уже несколько дней так быстро, как мог, не отвлекаясь на охоту, а потому голоден был, словно стая волков. Разрывая зубами печенку драчливого самца, Урум не переставал размышлять.

Недоверие. Вот что видел он в глазах всех без исключения сородичей, которых навестил за прошедшие месяцы. Как убедить их в серьезности положения? Был бы жив старик Муун, он бы сумел. Его авторитет и умение убеждать нужны были сейчас, как никогда. Опасность от людей? Какая может быть опасность от этих жалких созданий, загнанных за горы? Рассказывая о грохочущей вспышке, разрывающей камни и о своем пленении, Урум чувствовал себя едва ли не лжецом. Столько недоверия читал он на лицах собеседников.

Уле, наверняка, тоже приходилось нелегко. Они расстались еще прошлым летом у Радужных гор и разошлись в разные стороны, чтобы собрать как можно больше йоргов на сход в первое полнолуние после первой весенней соловьиной трели. Местом встречи было озеро у подножия Радужных гор, то самое, где Урум нашел остатки человеческого поселения. Обойдя огромную территорию, молодой йорг уже направлялся обратно, чтобы поспеть к назначенному сроку.

На памяти Урума всеобщий сход йоргов не назначался еще никогда. Насколько он знал, последний случился еще в те давние времена, когда решено было изгнать людей. Тогда это было совместным решением старейших и мудрейших из йоргов. Урум хорошо понимал, насколько незначителен его авторитет среди сородичей и сколь по-юношески самонадеянным выглядит его единоличное решение, но бездействовать не мог. Люди опасны, очень опасны. А его сородичи слишком беспечны и разобщены, чтобы противостоять им.

Ула уже ждала его. Обойдя всех, кого было намечено, она вернулась к озеру несколько дней назад. Молодые йорги долго стояли, соприкоснувшись носами и вдыхая запах друг друга. Как же он, оказывается, соскучился по ней! Потребность постоянно видеть, слышать и вдыхать аромат Улы становилась все сильнее. И если бы не дело, которое занимало все его помыслы, возможно, они бы уже образовали пару. Урум был бесконечно признателен ей за терпение и помощь.

Затея молодого йорга вызвала переполох. И любопытство, что было важнее. Ведь на памяти живущих всеобщий сход не объявляли ни разу. Поэтому пришли почти все, кого удалось оповестить за несколько месяцев странствий и даже более того. Количество пришедших обнадеживало Урума и заставляло дрожать от обуревавшего волнения.

Первая предрассветная соловьиная трель послужила сигналом к началу. Йорги расселись широким кругом на поляне и ненадолго погрузились в безмолвие, закрыв глаза. Атмосфера спокойствия и благожелательности окутала всех присутствующих, словно утренний туман, напряжение, нервозность и нетерпение притупились и растаяли, как тонкий ледок на солнце. Теперь можно было и поговорить. Все взоры обратились к Уруму.

И он снова говорил: о том, как люди разрушают скалы, об их коварстве и изобретательности, о своем пленении, об опасности, которую представляют люди для них и для всех живущих. Говорил и чувствовал, как его слова разбиваются о стену ледяного спокойствия и равнодушия. Говорил и почти ненавидел своих сородичей за их косность, непробиваемость и неспособность осознать произошедшие в мире изменения. Пусть во времена изгнания люди были жалкими, презренными созданиями, но они изменились, а его соплеменники нет. Йорги застыли во времени, будто каменные изваяния и поплатятся за это. Говорил и понимал, что его слушают, но не слышат, не хотят слышать.

«Все Вы слышали мой рассказ о встречах с людьми не первый раз. И у Вас было время обдумать мои слова. Поймите, люди живут, словно червяки в яблоке,» – прибег к красочному сравнению Урум. – «Они жрут, испражняются и ползут все дальше. И не остановятся, пока не пожрут все яблоко. Спасения не будет ни для кого, как бы далеко от червяка Вы не находились сейчас.»