— Ты мне очень нравишься — нет, правда… Наши прозвали тебя Рыбий Потрох, потому что у тебя кожа холодная. А вовсе не холодная… Они тебе завидуют, ты красивый… И похож на человека. Ты мне сразу понравился, с первого дня, я каждую твою мысль чувствую…
— Я вот надаю тебе по шее, — нетерпеливо сказал Герд.
— Ну куда тебе идти и зачем? Тебя убьют, я видела, как убивают таких — палками или затаптывают… Ты хоть и похож на человека, а все-таки наш, они это сразу поймут…
Герд попробовал шагнуть, она загородила лестницу, цепко держа за рубашку.
— Дура, я тебя из окошка выброшу, — сказал он. Уходили драгоценные секунды. Скоро же рассветет. — Я тебе морду разобью, оборву косы, пусти — кикимора, руку сломаю, если не пустишь!
Никак не удавалось ее оторвать. До чего жилистые были пальцы, прямо крючки. Она прижала его к перилам. Герд отталкивал острые плечи: — Иди ты!.. — вдруг почувствовал, как вторая рука, расстегнув пуговицы, проскользнула ему на грудь — горячая, меховая. И тут же Кикимора, привстав на цыпочки, толстой трубкой сложив вывороченные губы, поцеловала его: — Не уходи, не уходи, не уходи!.. — Он ударил локтем — не глядя, изо всех сил, и одновременно — коленом, и потом еще кулаком сверху — насмерть. Она мешком шмякнулась в угол. Так же шмякнулся паук. Герд нагнулся, сжимая кулаки.
— Еще хочешь?
— О… о… о!.. — горлом протянула она, слепо шаря ладонями по каменной площадке. — Какой ты глупый… — Закинула голову, выставила голый, розовый подбородок. — Ты сумасшедший… Не уходи… Я умру тоже… Почувствую твою смерть, как свою собственную…
Герд сплюнул обильной слюной. И еще раз. Ногтями протер губы. Она его целовала!
— Если пойдешь за мной, я тебе ноги выдерну, обезьяна!
— О… о… о… Герд… мне больно…
Она заплакала. Герд скатился по едва видимым ступеням. Просторный вестибюль был темен и тих. Он прижался к теплой стене из древесных пористых плит. Прислушался. Кажется, она за ним не шла. Ей хватило. Но все равно, постоим немного, не может же он вывалиться вместе с ней в объятия Буцефала.
Надо ждать, говорил Карл. Терпеть и ждать. Затаиться. Никак не проявлять себя. Нам надо просто выжить, чтобы сохранить наработанный генофонд. Это будущее человечества, нельзя рисковать им, нельзя растрачивать его, как уже было. Ты знаешь, ты читал в книгах: процессы ведьм, инквизиция и костры — сотни тысяч костров, черное от дыма небо Европы, около девяти миллионов погибших — как в первую мировую войну от голода, фосгена и пулеметов. Оказывается, религия — это не только социальный фактор, это еще и регуляция филогенеза. Это адаптация. Общий механизм сохранения вида. Мы ломали голову, почему человек больше не эволюционирует, мы объясняли это возникновением социума: дескать, биологический прогресс завершен, теперь развивается общество. Глупости — человечество сохраняет себя как вид, жестко элиминируя любые отклонения. В истории известны случаи, когда народы в силу особых причин проскакивали рабовладельческий строй или от феодальных отношений — рывком — переходили прямо к социалистическим, но не было ни одного государства, ни одной нации, ни одного племени без религии. Природа долго и тщательно шлифовала этот механизм — тьму веков, от каменных идолов палеолита до экуменизма, вселенских соборов и непогрешимости говорящего с амвона. Конечно, вслепую