Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

Эта фальшивка и легла в фундамент норманской теории, ставшей острием широких захватнических планов Швеции. Еще в 70-х гг. XVI в. начала вырисовываться конечная цель ее внешней политики - превращение в великую державу, достижение господства на Балтике и на всем севере Европы. И цель эта была достигнута в результате Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), когда Швеция захватила экономические и стратегические позиции в Северной Германии (с переходом в руки шведов южного берега Балтийского моря само это море воспринималось ими как «шведское озеро»). Столь же успешно действовала Швеция и в восточном направлении, при этом опираясь на специально разработанную в 1580 г. развернутую программу территориальных приобретений за счет нашей страны (именуемую в зарубежной историографии «Великой восточной программой»), И согласно которой планировалось захватить все русское побережье Финского залива, города Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу с уездами, большую часть русского побережья Баренцева и Белого морей, Кольского полуострова, северной Карелии и устье Северной Двины с Холмогорским острогом, установить контроль над Новгородом, Псковом, ливонскими городами, провести шведскую границу по Онеге, Ладоге, через Нарову[9].

«Великая восточная программа» и активные действия по ее претворению в жизнь (к 1621 г. Восточная Прибалтика была захвачена Швецией) резко усилили антирусские настроения высшего шведского общества, накал которых очень емко выразил в 1615 г. король Густав II Адольф: «Русские - наш давний наследственный враг»[10]. Эти антирусские настроения также способствовали возникновению норманской теории. Наконец, ее возникновению способствовал своеобразный менталитет шведов, давно и искренне убежденных в исключительности собственной роли в мировой истории.

В связи с чем они с упоением и огромным размахом занимались мифологизаций своего прошлого, постоянно украшая его новыми и новыми мифами планетарного масштаба. Так, в «Прозаической хронике», составленной в 50-х гг. XV в., фантастически возвеличена история Швеции от всемирного потопа до времени создания хроники. В «Истории всех готских и шведских королей» Ю.Магнуса (1554 г.) Швеция представлена матерью-прародительницей многих народов, а сын Иафета Магог зачислен в праотцы и в первые короли готов. В генеалогических таблицах Э.Е.Тегеля (ум. 1636 г.) этот же библейский персонаж выступает в качестве «праотца» и первого шведского и готского короля. Вместе с тем в Швеции идет активная пропаганда «гетицистских» идей о происхождении шведов от древних завоевателей мира - готов и о превосходстве шведов над другими народами.

Но ветхозаветной истории и истории готов оказалось мало для беспредельных националистических амбиций шведов. И они обильно были сдобрены классикой - древнегреческой историей. Шведский философ и поэт Г. Штэрнъельм (ум. 1672 г.) популяризирует мысль соотечественника Ю.Буре (ум. 1652 г.), очень быстро овладевшую умами многих, что Скандинавский полуостров является страной гипербореев древнегреческих мифов, «а гипербореи, от которых древние греки получили самых древних богов - это свей, и следовательно, древнегреческие культы - скандинавского происхождения» (Аполлон и его сын Ньёрд - искаженные шведские Один и Норд, а греческие топонимы и имена гипербореев - искаженные скандинавские). Ученик Штэрнъельма О. Верелий, используя саги для доказательства скандинавского происхождения гипербореев, утверждал, что античные сочинения представляют собой «неоценимый источник по изучению древней шведской истории».

В 1675-1698 гг. профессор медицины О. Рудбек в трехтомной «Atlantica» не только отождествил древнюю Швецию с Атлантидой Платона (а атлантидовский акрополь со Старой Упсалой), но и отвел ей центральное место в древнегреческой и древнерусской истории, при этом незамысловато переиначивая древнегреческие и русские слова в скандинавские. Как предельно точно охарактеризовал в 1802 г. А. Л. Шлецер такой взгляд шведов на свое прошлое, в XVII в. «в Швеции почти помешались на том, чтобы распространять глупые выдумки, доказывающие глубокую древность сего государства и покрывающие его мнимою славою, что называлось любовию к отечеству», и, ведя речь об этимологическом произволе прежде всего Рудбека, заметил, что «сходство в именах, страсть к словопроизводству - две плодовитейшие матери догадок, систем и глупостей» (слово «поднимают на этимологическую дыбу и мучают до тех пор, пока оно как будто от боли не издаст из себя стона или крика такого, какого хочет жестокий словопроизводитель»).

По словам шведского ученого Ю. Свеннунга, произнесенным в 1967 г., один из самых главных апологетов этой «мнимой славы» Швеции Рудбек «довел шовинистические причуды фантазии до вершин нелепости»[11].