Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

Но вместе с тем Эверс проявил солидарность с ним, признавая, что «германских слов очень мало в русском языке» и что «сии немногие столько же обнаруживают верхненемецкое происхождение, как и скандинавское» (Шлецер, не найдя никаких следов пребывания норманнов на Руси, не мог скрыть своего недоумения: там «все сделается славянским! явление, которого и теперь еще совершенно объяснить нельзя», что «славенский язык нимало не повреждается норманским, которым говорят повелители» и что из смешения славянского и скандинавского языков «не произошло никакого нового наречия». И добавил к сказанному, невольно выставляя норманскую теорию безосновательной: «Как иначе напротив того шло в Италии, Галлии, Гиспании и прочих землях? Сколько германских слов занесено франками в латинский язык галлов и пр.!»). Выступая против повальной норманистской интерпретации летописных имен, Эверс показал несостоятельность такого подхода на примере имени Игорь, которое выдают за скандинавское имя Ингвар. Но бабку Константина Багрянородного, напоминал он, «все византийцы называют дочерью благородного Ингера. Неужели етот Ингер, который, по сказанию Кедрина, происходил из Мартинакского рода, был также скандинав?»[159].

В 1816 г. немецкий ученый Г. Ф. Голлман, труд которого «Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его» был издан в Бремене, сказал про Шлецера, что «самый великий ученый и беспристрастный изыскатель легко принимает гипотезу, имеющую вид истины, за историческую истину, если для своего предположения нарочно приискивает и подбирает доказательства, не выводя впрочем и не представляя никакого другого объяснения для доказываемого мнения». И в отличие от Шлецера говорил, что в ПВЛ нигде не сказано о выходе руссов именно из Скандинавии», но соглашался с ним, что «понтийская» (черноморская) русь не принадлежит русской истории[160].

Н.М. Карамзин в 1816 г. в «Истории государства Российского», с которой практически одновременно с русскими читателями знакомились западноевропейцы, вел речь о «нелепостях ученого Далина», о том, как он «открывал» источники по своей родной истории: «Обратил сказки древних о гетах и скифах в шведские летописи!», об ошибках в размышлениях о русской истории Байера, Миллера и Шлецера. По его мнению, Байер «излишно уважал сходство имен, недостойное замечания, если оно не утверждено другими историческими доводами», в связи с чем отыскал Кия в готском короле Книве, что он «худо знал нашу древнюю географию», выводил финнов от скифов и др.

Отметил ученый источниковедческую неразборчивость Миллера, породившую фантазии в диссертации, его увлеченность выискивать «сходство имен». Так, противопоставляя саги - «сказки, весьма недостоверные» - летописям, достойным «уважения», Карамзин говорил, что «шведский повествователь Далин, весьма склонный к баснословию, отвергает древнюю Историю Саксонову. Несмотря на то, Миллер в своей академической речи с важностию повторил сказки сего датчанина о России, заметив, что Саксон пишет о русской царевне Ринде, с которою Один прижил сына Боуса, и что у нас есть так-же сказка о Бове королевиче, сыне Додона: «Имена Боус и Бова, Один и Додон, сходны: следственно не должно отвергать сказаний Грамматика!».

Не принял Карамзин и раскритикованное Ломоносовым желание Миллера «скандинавским языком изъяснить» Изборск как Исаборг (город на реке Исе), указав при этом на обстоятельство, делающее такое «изъяснение» совершенно абсурдным: «Но Иса далеко от Изборска». Опротестовал он и попытку Шлецера, направленную на сохранение норманской теории, вычеркнуть из русской истории открытую Ломоносовым черноморскую (понтийскую) русь, существовавшую в дорюриково время, справедливо сказав, что «где истина сама собою представляется глазами историка, там нет нужды прибегать к странным гипотезам... Народы не падают с неба и не скрываются в землю, как мертвецы по сказкам суеверия», и вопреки мнению Шлецера заметил, что «предки наши действительно разумели всех иноплеменных под именем немцев».

Отверг Карамзин и мысль Ф.Г.Штрубе де Пирмонт, утверждавшего в диссертации «Рассуждения о древних россиянах», написанной в 1753 г. и опубликованной в 1785 г., что руссы-готы жили «между Балтийским и Ледовитым морем, в земле, которая в исландских сказках именуется Ризаландиею, Risaland». Как заключал историк, «Ризаландия, земля великанов, или Йотун- гейм, принадлежит к баснословию исландскому: там обитали не варяги-русь, а злые духи, оборотни, чудовища».