Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Примерно в ту же эпоху трехтысячелетней, чуть ли не мифологической давности перенесся Норман Мейлер. Герой-рассказчик его объемистого романа «Древнеегипетские вечера» (1983), занимающий высокий пост при дворе фараона Рамсеса II, путешествует благодаря своему магическому дару сквозь века, перевоплощаясь то в военачальника, то в гробокопателя, то в жреца.

Вольный полет авторской фантазии разворачивает, словно свиток за свитком, колоритные пейзажи, описания обычаев и нравов, священнодействий, ритуалов. Но чрезмерная яркость красок слепит глаза, мешает разглядеть романную идею, если не считать за нее красивости наподобие той, что находим в финале: «Мы плывем через едва различимые пространства, омываемые порывами времени, вспахиваем поля магнетизма, прошлое и будущее сходятся на кончиках молний, и наши омертвелые сердца оживают от их вспышек в ранах богов».

Не стал творческим достижением и последний роман Мейлера «Настоящим мужикам не до танцулек» (1984), хотя писатель вернулся в свою стихию, современность. Действие его происходит близ Бостона, где три с половиной столетия назад пилигримы с «Мэйфлауэра», считающиеся отцами-основателями Америки, впервые ступили на землю Нового Света. Это должно, очевидно, указывать на символико-социальный смысл повествования.

Состояние полубезумия, в котором пребывает Тим Мэдден, литератор, взаимное отчуждение и болезненные отношения героев романа, их беспорядочные, а то и извращенные любовные связи, их алчные побуждения и, как результат, — семь трупов, причем два из них с отрезанными головами — все это сходится к философическому ядру книги. «Философия» не нова: людьми управляют три темные потаенные, притаившиеся в них самих силы — собственничество, стремление к власти, секс.

И хуже всего, что Мейлер повторяется. То же или примерно то же уже было в его «Американском кошмаре», опубликованном двадцать лет назад.

За самый злободневный и важный предмет взялся Б. Маламуд — показать последствия термоядерной войны. Его роман «Милость божья» (1982) откровенно условен: ученый, интеллектуал до мозга костей, единственный из людей на Земле, чудом спасшийся после взаимного уничтожения двух противоборствующих сторон, попадает на заброшенный островок, где уцелело несколько обезьян, и вознамеривается создать там некую новую цивилизацию. Читаешь и чувствуешь, как постепенно повествование входит в противоречие с задачей. Но не потому, что робинзонада Кэлвина Кона кончается крахом, хотя он делает все, чтобы сохранить жизнь на планете. Бывает, что и пессимизм обладает моральной целью. Беда в другом: проблема угрозы всемирной катастрофы как бы даже сама по себе подменяется надуманной проблемой невозможности привить человекообразным нормы человечества. Следовательно, остается один выход: жить среди обезьян, уповая разве что на «милость божью». Притча прозрачна и путана.

Ленин говорил: «Есть две национальных культуры в каждой национальной культуре», антагонистической общественной формации. В живой исторической практике они находятся в сложных диалектических отношениях столкновения, взаимодействия и отталкивания. Так и сейчас в США культуре буржуазной, господствующей, т. е. владеющей всеми средствами материального и духовного производства, зараженной шовинистическими и антикоммунистическими идеями, наиболее последовательно противостоит культура действительно демократическая, прогрессивная, социалистическая.

Будем реалистами: достижения сегодняшней прогрессивной литературы, тесно связанной с другой, бедствующей и борющейся, в Америке, скромны, и понятно почему. И все-таки без прозы, поэзии, драмы, эссеистики Меридел Лесур, Ольги Кэбрэл, Филиппа Боносски, Томаса Макграта, Трумена Нелсона, Майка Дэвидоу, Дона Уэста, Барри Стейвиса американская словесность выглядела бы куда беднее. Не сдают свои позиции негритянский роман и виднейший его представитель Джеймс Болдуин. Крепнет самобытное творчество писателей-индейцев и литераторов других национальных меньшинств. Появляются новые, молодые имена. Назову для примера лишь одно — Майка Хэнсона, рабочего из Огайо. Вряд ли кого оставит равнодушным его первая крупная вещь — повесть «Найди свое!», напечатанная в «Иностранной литературе». Яркой, звенящей прозой Хэнсон психологически точно показал мучительное распрямление своего героя, безработного и бродяги, зарождение у него коллективистского чувства.

Голоса прогрессивных писателей плохо доносятся до нас. Между тем литература, которую они создают в невыразимо тяжелых условиях, обладает огромным идейно-художественным потенциалом, и это особенно ощущаешь не в Москве, а там, в Штатах. В начале 1985 года мне довелось побывать в Канзас-Сити и участвовать в конференции «Неисследованные сокровища народной культуры». Надо было слышать выступления участников, съехавшихся из пяти штатов, видеть их энтузиазм, социальную зрелость, единение и решимость строить культуру народа и для народа!

Сотни и сотни страниц текущей американской прозы — и вдруг посреди потока холодновато-профессиональных, усредненных, стирающих индивидуальные чер