Черная Вилена многого просит. Но нельзя сказать, что просит невыполнимого. Но ей ни к чему это знать.
Властитель Крови силен. У Дэвиса нет никаких шансов. В таком случае, добиться победы можно, используя алогичные методы, нарушающие привычные законы. Если у тебя самого на их осознание ушло столько времени, что уж говорить о Властителе, которому предстоит разобраться во всем в одно краткое мгновение.
Пока все идет, как задумано. За исключением одного единственного звена…
Но отчего же закрадывается подозрение, что Черная Вилена знает, о чем он говорит?
5
Все хорошее когда-нибудь кончается. Лорисс поняла это в тот миг, когда на многострадальную голову обрушился ушат холодной воды. Она хотела откинуть со лба мокрые волосы, но руки, болезненно стянутые на запястьях, отказались ей повиноваться. Стон уже готов был сорваться с ее губ, однако возвращенное к бытию сознание, сочло за благо промолчать. Вместо этого Лорисс тяжело вздохнула и открыла глаза. На уровне ее глаз стояли черные кожаные сапоги с обитыми жестью носками. Свет, отразившись от металла, неприятно резанул по глазам, и Лорисс зажмурилась.
-Отлично, - сказал человек, которому принадлежали сапоги.
Лорисс почувствовала, как ее отрывают от земли. Голова стремительно понеслась вверх, в то время как ноги с трудом обретали устойчивость. От поднятой пыли Лорисс закашлялась, и острая боль голодным хищником сжала виски.
-Имя!
Какой властный голос у человека с седой шевелюрой. Пусть радуется: ему подарены лишние дни жизни. С того самого момента, как ее нож пролетел мимо, он будет жить в долг. Но все-таки она промахнулась. Есть ли надежда после такой вопиющей несправедливости, что проценты, набегающие за каждый вздох, каждое слово, лишний жест, окажутся для него непомерно тяжелыми, когда, а теперь отчетливей проступает сомнительное “если”, наступит время платить по счетам?
-Имя!
Он так кричит, что невольно возникает желание немедленно все ему рассказать, лишь бы унять острые скачки боли, которые вызывает его голос. Наверное, не следует заставлять его просить трижды.
-Виль.
-Полное имя.
-Это полное.
-Ты простолюдин?
На этот раз она согласно мотнула головой.
-Хочешь сказать, что за счастье увидеть тебя живым и здоровым мне никто не заплатит?
Мотание головой из стороны в сторону.
-Что ж. Тогда тебя высекут прилюдно. Уже как раба. Потом ты им и станешь. Моим личным рабом. Я думаю, - глаза с покрасневшими полукружьями нижних век проницательно ощупали Лорисс с ног до головы, - что через полгода смогу сделать из тебя человека. А ты как думаешь? Виль.
Лорисс неопределенно пожала плечами. Зачем же он так кричит?
-А я вот уверен, что смогу. К каждому можно подобрать ключик. И к тебе тоже. Виль. Не считай себя особенным. Для кого-то достаточно взгляда, и он уже все понял, кого-то можно достать словами. Но иного - только кнутом… Или может, ты колдун? Скажи мне. С колдунами я предпочитаю ладить. Но докажи мне это сейчас.
Мутные глаза - неопределенного? - пожалуй, серо-зеленого цвета приблизились вплотную. Надо же. Крепыш. Вояка. Ничего зловещего в усталом издерганном лице. Густые седые брови, крупный нос, тонкие губы, стянутые в попытке придать лицу надменное выражение. Глубокие морщины возле прищуренных глаз и такие же на высоком лбу. Немыслимо, но отец большого семейства - легко представить - у очага в окружении внуков. Да… Сколько ж детей осталось в сожженных деревнях, не погребенными?
В ту ночь, в видении, когда этот человек вонзил меч в беззащитное тело Алинки, в его глазах читалось тоже нечто степенное… очередной ответ на давно забытый вопрос: имеет ли значение что-либо по сравнению с твоей собственной жизнью? И те же глаза, те самые, что следили за предсмертной агонией Алинки, теперь смотрели на нее, Лорисс… У нее закружилась голова.
-Елизар, - это Ильяс обращался к человеку с седой шевелюрой. - Я думаю, пару месяцев в подземелье на хлебе и воде, пойдут на пользу непослушному молодому человеку.
Лорисс перестала разглядывать на шее у Елизара такое соблазнительное место. Там, едва прикрытая тонкой белой кожей пульсировала кровеносная нить, идеально подходящая для того, чтобы вонзить туда любой острый предмет. Лорисс с трудом перевела взгляд на Ильяса. Бессонная ночь не пошла ему на пользу. Когда-то голубые, теперь бесцветные глаза торопливо ощупывали Лорисс. При свете наступающего дня красноватый нос приобрел сизый оттенок. Теперь граф не казался добродушным толстяком. Глядя на него в свете недавних событий, Лорисс удивилась. Как такое толстое лицо, с маленькими заплывшими жиром глазами могло вызывать у нее другое чувство, кроме отвращения?
Лорисс приказала себе не обращать внимания на Ильяса и тут же ослушалась. Она все смотрела и смотрела на сизый нос с красноватыми прожилками, на обрюзгшие щеки, переходящие в дряблую старческую шею, на поджатые губы, на мешки под глазами. Она чувствовала, что Ильясу не по себе от ее пронзительного взгляда. Но, к сожалению, это было единственное неудобство, которое она могла ему доставить. К великому сожалению.