Изгнанница (СИ)

Лорисс шла по дороге, порыв ветра гнал ее из деревни. Лорисс не хотела и не могла оставаться здесь. Как разбитые черепки несравнимы с расписанным ярким узором глиняным горшком, так и странные черные бревна и обгоревшая трава не имела ничего общего с прекрасной, полной теплого света деревней. И две деревни никак не хотели сливаться в одну. Мир не мог перевернуться за одну ночь. Значит, где-то стояла ее деревня. Где-то сидела на пороге мать и ждала свою дочь. Где-то пела веселые песни Алинка и говорил волнующие слова Эрик. Нужно постараться найти туда дорогу. Или того человека, который покажет дорогу. Или не совсем человека. Все можно повернуть вспять. На земле случались и более странные вещи. Эта мысль показалась Лорисс ясной и правдоподобной, во всяком случае, все объясняющей и достойной того, чтобы ей следовать.

С наступлением сумерек, а может потому, что по опустевшим улицам теперь гулял ветер, но мертвая деревня заговорила. Заунывно и бесконечно долго скрипели уцелевшие двери, с грохотом, сравнимым со звуком далекого грома обрушилась прогоревшая крыша, на дальней окраине хрипло залаяла собака. Но лаяла так, как собака лаять не могла. Идти туда, хотя бы для того, чтобы увидеть живое существо, желания не было. Наоборот, стоило подумать о его способности исторгать такие звуки, как холодный озноб пробирал тело до костей.

Ветер выл, ветер стонал. Он успокоил ворон и отнес прочь тошнотворный запах. И оставался хозяином сгоревших срубов, оставленных без погребенья тел. Только ветер заставлял уцелевшие двери петь тревожные, хриплые песни. Он со свистом врывался в длинные шеи дымоходов и поднимал тучи серого пепла. И внимая его дыханию, мертвая деревня ожила.

Совсем рядом, откуда-то справа послышался протяжный, долгий вой, перекрывший и треск обгоревших бревен, и шум ветра. Вой застал Лорисс врасплох. Отрешенный разум не отнес этот звук к тем, что способно издавать человеческое горло, или горло животного, но Лорисс все равно повернула туда, в сторону своего бывшего дома. Теперь ничто не имело значения.

Извечный, выверенный сотнями предшествующих поколений инстинкт самосохранения, растаял без следа. Осталась пустота. Глаза видели, уши слышали, но в голове не было ни одной мысли, а в душе - ни единого чувства.

Долгий вой перешел в жалобное поскуливание.

Лорисс бездумно подошла ко двору, некогда обнесенному маленькой - по пояс - оградой с резными башенками с двух сторон от воротец. Теперь, сломанная, она лежала в грязи, почти на дороге. Сумерки и белый туман, впитавший в себя пепел, скрывали ужасающие подробности, которые Лорисс, пока шла по дороге, заставляя себя не смотреть по сторонам, успела позабыть.

Как она могла не заметить? Слева - между сгоревшим домом и бывшим загоном для скота, лежала бодня - вместительный деревянный сундучок с крышкой. Крышка висела на одной кожаной петле, и открытое черное нутро беззастенчиво выставляло напоказ содержимое. Там должен был лежать нарядный летник, который мать сшила ей на будущую свадьбу. Долгий год мать вышивала по подолу золотые цветы, вплетая в узор изображение ушастой мордочки Люба, охранителя счастливой семейной жизни. Еще там должна была лежать рубаха из тонкого льняного полотна, сафьяновые ботинки, плахта - приданное Лорисс. Когда девушке исполнялось шестнадцать, она должна быть готовой к тому, что не за горами тот день, когда в горницу явится жених - узнать имя невесты.

Сундук был распахнут. И именно из него, из черного зева и доносились теперь уже тихие, сдавленные хрипы.

Лорисс присела на корточки перед сундуком. Она подперла ладонью щеку и вгляделась в темную глубину. Оттуда на нее, не мигая, уставились два блестящих огонька. Потом послышался тяжелый вздох и то, что сидело в сундуке, сдвинулось. Лорисс успела разглядеть в сумеречном свете морду, покрытую шерстью и пятачок.

-Заморыш, - подсказала память название для знакомого лишь по рассказам существа. - Совсем маленький.

Ее губы непроизвольно растянулись в глупой улыбке.

-Ты мальчик или девочка? - традиционный вопрос тоже вырвался помимо воли. - У меня нет сахара, чтобы тебе дать, - с этими словами Лорисс протянула пустую ладонь к распахнутому сундуку.

Несколько мгновений ничего не происходило. Вот показался пятачок, мордочка, на которой сияли два круглых глаза, потом появилась голова с парой крепких, с фалангу пальца рожек, почти скрытых в густой поросли. Заморыш потянулся к руке, приблизил пятачок вплотную к открытой ладони и обстоятельно обнюхал ее. Склонив морду набок, Заморыш шумно вздохнул, не сводя с Лорисс немигающего взгляда. Потом маленькими пальцами, поросшими шерстью, ухватился за протянутую руку и осторожно укусил.

Лорисс одернула руку, но скорее от неожиданности, чем от боли. Бабушка считала, что Заморыш - это ребенок Домового и Домовой. Также как у Лесного Деда и Лесуньи были проказливые дети - Лесавки.