Изгой

Сила (Power) — увеличивает физические возможности — 2 % (для меня, мужчины явно хорошо развитого физически, такой показатель вызывал чувство неполноценности, хорошо, что его никто не видел, кроме меня. Или всё-таки кто-то видел? Стыдоба).

Скорость (Speed) — увеличение скорости передвижения, а также высоты и дальности прыжков — 2 % (бегал я отлично, да и прыгал неплохо. Ну как неплохо, как любой подготовленный боец, но почему-то система совсем не знала об этом).

Выносливость (Sustaining power) — понижение повреждений, наносимых врагами, а также способность выдерживать перегрузку — 2 % (1G — обычная сила тяжести, земная. Я с детства мог выдерживать офигенную перегрузку, больше, чем любой другой человек на Земле. В момент авиакатастрофы при ударе лайнера о землю пассажиры и экипаж испытывают до 100G, это обычно смертельно. Выживают единицы, и остаются инвалидами. Я же пережил подобное много раз и каждый раз оставался жив и здоров, но гребанная система не желала этого признавать).

Здоровье (Health limit) — увеличивает максимальное количество очков здоровья — 100 % (единственный параметр, который реально отражал мои физические данные, при серьёзных ранениях падал до 5-10 %, ну а когда я умирал, то до нуля, но потом всегда восстанавливался).

Характеристики владения оружием:

Стабильность (Aim stability) — увеличивает способность вести прицельную стрельбу в движении — 25%.

Точность (Accuracy) — параметр, который повышает кучность ведения огня из огнестрельного оружия. Для холодного оружия и гранат характеристика «точность» увеличивает радиус повреждения — 2 % (этот параметр тоже вызывал у меня раздражение ощущение, что система просто не знала мои истинные возможности).

Ёмкость магазина (Store capacity) — при повышении этого параметра увеличивается максимальное количество боеприпасов или ёмкость магазина — 100 % (загадочный параметр, смысл которого я понимал смутно, моя бионическая рука могла генерировать пластиды, но всегда одно и то же количество, а я был не прочь увеличить этот параметр, но, увы, система не давала этого сделать).

Как ни закачивал я накопленные очки в выносливость или силу, мне это абсолютно ничего не давало. Ну а харизмы и артистичности у меня имелось с лихвой, мог с другими поделиться. А система нагло занижала их значения. Но я относился к этим баллам, как к игрушке.

Потянулся к РУД (ручке управления тяги двигателями), но тут же отдёрнул, словно рифленный пластик обжёг ладонь. Вспомнил, что планировал добраться до нашего лагеря до рассвета — в темноте я легко мог бы ускользнуть от врагов в воздухе. Но сейчас… Густая зелень могучих дубов разбивала ослепительно-беспощадные лучи солнца на мириады зайчиков, высыпая их золотистой пыльцой в кабину. Я опустил щиток, и задумался. Бросил взгляд на Микаэлу, которая кажется уже смирилась со своим положением. Распласталась на диванчике, бездумно уставившись в потолок огромными голубыми глазищами. Разорванная на груди рубашка обнажала тонкие ключицы, жилки разбежались голубыми ручейками под нежной кожей, едва тронутой загаром. Я-то выдержу любую перегрузку, а вот эта девчушка. Можно нацепить на неё костюм, но где гарантия, что она вновь не попытается использовать свою нечеловеческую силу и не захочет меня убить?

Отругал себя за сентиментальность. Жаль, что за неё не даётся никаких очков, иначе эта способность взлетела бы до потолка. Черт, почему я так забочусь об этой девчонке? Но она ключ к пониманию всё этой чёртовой системы. Зачем и кто её создал. И главное, надо узнать секрет её костюма.

Я включил двигатели, корпус передёрнулся, вздрогнул и словно потянулся, как проснувшийся гепард. Турбины завели привычную песню. Флаер медленно всплыл, закачался, как на лёгких волнах шлюпка, вначале невысоко, потом всё выше, выше. Пока не остались внизу верхушки дубов и осин, берёз, слились в единое серо-зелёное месиво.

Внизу бежала серая лента шоссе. Телега, запряжённая лошадью. Проехал, подскакивая на ухабах и, объезжая самые глубокие ямы, самосвал. Эта магистраль раньше была основной, двадцать полос, десять в прямом направлении, десять в обратном, сделали её по уникальной технологи так, что она могла сама восстанавливаться, но сейчас от неё остались лишь воспоминания. Зигзаги глубоких трещин пропахали серый пластобетон, ямы, ухабы, поваленные стойки электроосвещения.

— Слушай, Мика, а папаня твой теперь где, если не секрет? — я бросил на девушку изучающий взгляд.

— Он улетел. На звездолёте, — спокойно сказала она. — Вместе с Грушевским, Никитиным и моим братом.

Решил не говорить Микаэле, что скорее всего, Модест Моргунов, и его сын, как и все остальные, никуда не улетали. А пребывают сейчас в виде хорошо запечённых кубов, сваленных на складе научного центра. Но зачем огорчать девушку?

— И с Гордоном Макбрайдом? Да?

— Нет! — выпалила она зло, приподняв верхнюю губу, ощерив белые зубки с острыми клычками. — Вранье! Папа никогда бы не стал спонсировать эту секту, — на скулах выступил тёмный румянец, задышала тяжело, прерывисто. Я видел, как вздымается её грудь. — Он ненавидел фанатиков!