Изгой

— Ну ладно, ладно. Я так сказал. А чего ж ты с ним-то не отправилась? А?

— Не захотела. Мне здесь нравится. Понятно?

Ну да, чего же не понять-то. Если бы Мика отправилась бы в научный центр вместе с отцом, её бы тоже уже не было в живых. А так… Она выжила и теперь развлекается. Людей убивает.

Система вывалила сообщение: «Вы вторгаетесь в охраняемое воздушное пространство. Свяжитесь с диспетчером для получения маршрута следования…Свяжитесь с диспетчером…»

Связываться я, естественно, не стал. Просто прошерстил готовые маршруты и нашёл тот, который проходил довольно близко с нашей базой. Естественно, была опасность попасть в инверсионный след, из-за которого мой несчастный летун мог свалиться в штопор, но я надеялся на свои способности пилота.

Вот уже на горизонте выросли массивные похожие могильные памятники башни делового центра. Пронизанная золотистыми лучами изящная паутина туннелей между ними сияла и переливалась, как неоновая реклама. Причудливо извивались серебристые ленты магнитопланов. Замелькали узкие щели улиц внизу.

Резкий вопль сирены и грозный окрик:

— Пилот флаера класса «Танго-Альфа-Фокстрот-Десять», вы нарушили воздушное пространство города. Снижайтесь и сдайтесь в руки полиции. Повторяю. Вы нарушили…

Глава 3

Казнь

Поле, русское поле…Светит луна или падает снег —Счастьем и болью связан с тобою,Нет, не забыть тебя сердцу вовек.

Я пел а капелла, то есть без сопровождения, прикрыв глаза, чтобы не видеть вызывающих уныние потолка и стен, словно скрывавших под ровным слоем бежевой краски ругательства, слезы и стоны тех несчастных, которые раньше ожидали здесь своей незавидной участи. Выводил одну за другой музыкальную фразу, прислушиваясь к своему голосу, не вибрирует, звучит ровно, правильно ли я захватываю воздух? Ведь это так важно, чтобы работали лёгкие, а не живот.

— Заткнись, сволочь! Урою!

Хриплый вопль заставил меня открыть глаза и с сожалением обнаружить перед собой кряжистого молодца. Бицепсы размером с мою ляжку. Густая поросль на голой груди. Зато на круглой башке волос почти не осталось, лишь жалкий венчик вокруг здоровенный бугристой лысины.

— Да пусть поёт, — из другого конца камеры послышался добродушный, чуть сипловатый голос. — А можешь «Тишина за Рогожской заставою»? Моя бабёнка очень её любила.

Моя харизма выросла сразу процентов на двадцать. Если бы это хоть как-то улучшило моё положение здесь.

— Могу.

Как люблю твои светлые волосы,Как любуюсь улыбкой твоей,

Ты сама догадайся по голосуСемиструнной гитары моей.

— Хорошо поёшь, душевно, — худосочный парень, что просил меня спеть, опустился рядом на койке, сгорбился, будто позвоночник совсем не держал его. — А ты из-за чего сюда попал-то?

— Сам не знаю. Схватили, а за что? Х… его знает.

— Угу, сюда, конечно, всё не за что попадают, — гулко хохотнул амбал, но как-то совсем не весело.

Присел напротив, широко расставив тощие волосатые ноги в холщовых шортах, повесив между колен руки. Вздохнул тяжело.

— Харя у тебя знакомая, — сказал беззлобно. — Ты не Громов часом? А?

— А, точно, — парень, сидевший рядом, бросил на меня взгляд и расплылся в улыбке. — А я думаю, на кого ты похож. Надо же, с кем напоследок довелось встретиться. Да, этот… — он закатил глаза, ткнув белым длинным пальцем в потолок. — Таких, как ты не любит. Как же ты, бедняга попался? Эх…

Рассказывать, как я попал сюда, не стал — противно и стыдно. Только закрыл глаза, как замелькали слившиеся в одно целое серо-стальные стены башен. В ладони лёг нагретый пластик штурвала.

Я выныривал из-под причудливого переплетения туннелей, едва успевал уворачиваться от аэротакси. Но два бело-голубых полицейских флаера вцепились в меня, как клещи, предугадывая, куда я поверну, в какой переулок, где попытаюсь проскочить.

Мог бы стартануть в космос — наверняка, полиция не имела на своих флаерах ракетные движки, но чтобы стало бы с Микой? Тело девушки превратилось бы в кашу. Увы, на моём летуне не стояла противоперегрузочная капсула — я-то в ней не нуждался. И летели мы в таком бешеном темпе, что я не мог снять с Мики электронные наручники и передать её костюм, который бы спас её.

Замелькали серые квадраты многоэтажек, как длинные белые червяки расползлись магистрали гиперлупов — вакуумных поездов. Я не мог лететь на базу, это означало привести за собой хвост.

Все громче верещала система, давая понять, что топливо на исходе. И я ощущал своё бессилие, беспомощность перед обстоятельствами, которые преодолеть не мог.

Полуприкрыв глаза, я выдохнул воздух и положил руку на рукоять снижения тяги. Мягко отдал штурвал от себя и включил двигатели на реверс. Флаер замедлил свой полет, стал планировать вниз, вниз, легко, словно кленовый лист по осени. И наконец опустился на площадку, ограниченную четырёхугольником серых башен.

«Миссия провалена», — возвестила равнодушно система. «Минус сто баллов».