Изгои (Часть 4) (СИ)

Это говорил на прощание человек двухметрового роста и богатырского телосложения, совсем, кстати, непохожий на наркомана. Впоследствии Арбалет узнал, за что Жёлудь отбывал свой немаленький срок.

Он организовал у себя в деревне, где-то в глухом лесу, плантации с анашой, бережно выращивал и собирал урожай на ладони или раздевался догола и бегал по своему анашиному полю, а потом стирал прилипшую пыльцу в план. Этим жила и его родная деревня, да и все близлежавшие. Выращивали анашу, собирали её и сбывали городским и всяким прочим приезжим, охочим до чудодейственного таёжного снадобья, любителям побаловать себя выращенным в экологически чистых условиях планчиком.

Но однажды он не сумел разглядеть в городских приезжих обычных оперов, организовавших ему контрольную закупку. Он просто не ожидал такого разворота. Сколько он себя помнил с раннего детства, столько он и занимался этим: выращивал и курил план. Вся деревня выращивала и курила… А тут налетели работники Госнаркоконтроля, о существовании которого он даже и не подозревал, и сцапали его, как говорится, прямо на месте преступления. Заказали ему усердные опера много – целый мешок. Вот и дали таёжному промысловику Жёлудю сразу и надолго строгача. Но он, уже в лагере, так и не смог осознать, за что же он сидит. Он же всю жизнь этим занимался. Занимался этим и его дед, а потом и отец. Именно заботливый отец и обучил его всем премудрым тонкостям выращивания урожая, сбора и сбыта его. А теперь этому здоровому безобидному мужику приходилось отбывать свой немаленький шестилетний срок. А когда он отбухает этот срок, выйдет на волю и… сразу начнёт заниматься тем же самым. Зона таких богатырей никогда не исправляет, а Жёлудь – потомственный растаман (пожизненный травокур). Только теперь он будет заниматься своим ремеслом более осторожно; научит его зона распознавать ушлых оперов с первого взгляда.

Утром весь этап повели в карантин. Пятиэтажки, казавшиеся ночью пятизвёздочными отелями, при дневном свете оказались весьма убогими обшарпанными строениями. Окон почти не было, кое-где оконные проемы были затянуты целлофаном или забиты одеялами… Да, бытовая сторона жизни налажена была в колонии явно не образцово. Это Арбалет сразу подметил.

А когда они зашли в карантин, никто и не подумал выдать им фуфайки, робы, матрасы, простыни… В чём приехали, в том и ходи, а многие ведь беззаботно прибыли на это постоянное место жительства в летней одежонке. Наркоманов, как людей безнадёжных, родственники грели ещё меньше, чем обычных зеков. Почти никто не получал ни посылок, ни передач. Вот и крутились все, кто как мог.

В карантине – единственный, первого образца, ламповый, сломанный навеки телевизор, редко на каких шконарях валялись матрасы. Везде непролазная грязь. Видимо, помещения убирались только к самым великим праздникам… Ну вот, теперь из 20-го переехали в 19-й век. Арбалета обрадовал только турник в локалке. Больше ничего, радующего самый неприхотливый взгляд не было. Раньше на литературном языке всё это называлось «мерзостью запустения».

Когда этап вроде как бы разместился в карантине. Всё продолжалось по заведённому ритуалу: весёлый смех, шум, чаепитие… и снова знакомство. Вроде бы вместе ехали в столыпине, потом несколько дней пробыли в одной камере, но всё равно знакомство продолжалось… (Надо откровенно признаться, наши вольные – потому и редчайшие – читатели, что у каждого зека, в отличие от законопослушных граждан, богатейшие и интереснейшие биографии. Но если бы вы знали, как дорого им пришлось заплатить за такие «богатые» биографии! Так что завидовать тут, прямо надо сказать, нечему).

Большинство – люди старше тридцати лет, с богатым жизненным, да ещё и с наркотическим опытом. А когда человек в кайфе, он постоянно попадает в разные приключения (это ещё классик наш А.П.Чехов заметил). Наркоман постоянно идёт по краю, по лезвию ножа, ему неизвестно, что ждёт его даже в течение ближайшего часа. Ежедневный лихорадочный поиск длится у некоторых годами и десятилетиями. А тут на 42-й зоне, собрались все заходники, ранее судимые, те, кто уже побывал на Бакале в колонии общего режима, где проходили первые всесоюзные сборы наркоманов по обмену уголовным опытом. А это была единственная в стране колония строгого режима для наркоманов. Свозили сюда зеков со всех самых дальних уголков нашей необъятной родины, многие встречались здесь уже по второму разу, а самые неугомонные и по третьему. Как-то странно одновременно и стремительно началась в своё время распространяться наркомания в нашей стране, будто по общему плану или чьёму-то заказу. Вскоре началась борьба с ней по заимствованному западному опыту. Но у нас в России свои особенности и другое понимание жизни, поэтому мы, как и обычно, испытывали всё на своей драной шкуре…