Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

Войдя в зал для приезжих, священник вписал свое имя в специальный журнал. Дэмьен Каррас. Потом проверил за­пись. Ему показалось, что чего-то не хватает. Вспомнив, он приписал к своему имени еще три слова: «член ордена иезу­итов».

Каррас снял комнату в Уэйджель-Холле и уже через час крепко спал.

На следующий день ему надо было идти на собрание Американской ассоциации психиатров. Священник должен был выступить с основным докладом на тему «Психологиче­ские аспекты духовного развития». После собрания вместе с другими психиатрами он пошел на вечеринку, но ушел от­туда рано. Ему еще надо было зайти к матери.

Каррас подошел к полуобвалившемуся и построенному из песчаника дому, расположенному в восточной части Ман­хэттена на Двадцать первой улице. Остановившись у лестни­цы, ведущей наверх, он заметил играющих неподалеку детей. Неухоженные, плохо одетые, бездомные дети. Ему вспомни­лись унижения, которые приходилось терпеть, лишь бы не быть выселенными из дома.

Каррас поднялся по лестнице и с болью толкнул дверь, будто вскрывал незажившую рану. Приторно пахло гнилью. Он вспомнил, как ходил в гости к миссис Корелли в ее кро­шечную каморку с восемнадцатью кошками, и ухватился за поручни. Неожиданно резкая слабость овладела им. Он по­чувствовал свою вину. Нельзя было оставлять ее одну. Ни­когда.

Мать очень обрадовалась, увидев его. Даже вскрикнула от радости. Расцеловала и бросилась на кухню варить кофе. Темные волосы, узловатые, разбухшие вены на ногах, Дэмьен сидел на кухне и слушал ее бесконечное щебетание. Он раз­глядывал выцветшие обои и грязный пол, которые так часто всплывали в его памяти. Жалкая лачуга! Помощь от конторы социального обеспечения и несколько долларов в месяц от брата —вот и все доходы матери.

Мать села за стол. Заговорила о своих знакомых. В ее раз­говоре до сих пор слышался акцент. Дэмьен пытался не смо­треть в ее полные грусти глаза.

Он не должен был оставлять ее одну.

Дэмьен, правда, написал ей несколько писем. Но мать не умела ни читать, ни писать по-английски. Тогда он починил ей старый треснувший радиоприемник. У нее появился свой мирок, полный новостей и сообщений о майоре Линдсее.

Дэмьен прошел в ванную. Пожелтевшие газеты, наклеен­ные на треснувшие кафельные плитки. Проржавевшая рако­вина и ванна. Да, в этом доме он впервые ощутил свое приз­вание. Здесь он понял суть любви. Теперь любовь остыла. По ночам он чувствовал, как она, остывшая, еще воет в его серд­це, подобно осеннему заблудившемуся ветру.

Без четверти одиннадцать Каррас поцеловал мать и, по­прощавшись, обещал при первой же возможности вернуться. Он ушел, а старый приемник все сообщал и сообщал ей о происходящих в мире событиях...

Вернувшись в свою комнату в Уэйджель-Холле, Каррас еще раз обдумал текст письма к архиепископу штата Мэри­ленд. Когда-то он хорошо знал его. Священник просил пере­вести его в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к матери. Про­сил о должности учителя и об освобождении от прежних обязанностей. При этом Каррас ссылался на свою «непригод­ность» быть священником.

Мэрилендский архиепископ познакомился с ним во вре­мя ежегодной инспекции в Джорджтаунском университете. Эта процедура напоминала проверку в армии, когда генерал лично выслушивает жалобы и просьбы подчиненных. Услы­шав просьбу быть поближе к матери, архиепископ согласил­ся и понимающе кивнул, но когда дело дошло до «непригод­ности» в работе, он возразил. Каррас настаивал на своем:

— Видишь ли, Том, дело здесь даже не в психиатрии. Ты же сам знаешь. Некоторые людские проблемы переиначива­ют всю их жизнь и смысл жизни. Это просто ад, и не только секс играет здесь роль, а прежде всего их вера. Я больше так не могу. Это слишком. Я выхожу из игры. У меня появились свои проблемы, вернее, сомнения.

— А у кого их нет, Дэмьен?

Архиепископ был всегда очень занят, и у него не было времени выпытывать у Карраса настоящие причины. Дэмьен был благодарен ему за это. Он знал, что ответы его все равно покажутся безумными: необходимость пожирать пищу, а за­тем ею же и гадить. Вонючие носки. Юродивые дети. Он не мог упомянуть и о газетной статье, в которой говорилось о молодом священнике, стоявшем на автобусной остановке. О том, как незнакомые люди облили его керосином и подо­жгли. Нет. Это слишком. Все это так непонятно. И в то же время так реально! Молчание Бога тоже корнями уходило в туман. В мире так много зла. И большая часть его родилась из сомнений добрых и честных людей. Разумный Бог должен покончить с этим. Он должен показаться людям. Должен за­говорить.

Боже, дай нам знамение.

Воскрешение Лазаря ушло в далекое прошлое. Никто из живых не слышал его смеха.

Почему нет знамения?

Очень часто Дэмьену хотелось жить в одно время с Хри­стом, видеть его, дотрагиваться до него, смотреть ему в глаза. О, мой Бог, дай мне увидеть тебя! Дай мне узнать тебя! Приди ко мне хотя бы во сне!

Сильная тоска охватила его.

Каррас сидел за письменным столом и держал ручку. Воз­можно, не время заставило архиепископа молчать. Видимо, он понял, что вера и любовь нераздельны.