— Детали не так важны,—сказал монах.—Самое главное, что он раскаивается.
Дженнингс и Торн пристально взглянули друг на друга. Торном овладело отчаяние.
— Можно мне поговорить с ним? —спросил он.
— Это вам не поможет.
Торн посмотрел на Спиллетто и содрогнулся при виде его застывшего, обезображенного лица.
— Отец Спиллетто,—твердо сказал он.—Меня зовут Торн.
Священник смотрел вверх. Он не шевелился и не слышал Джереми.
— Бесполезно,—сказал монах.
Но остановить Торна было уже невозможно.
— Отец Спиллетто,—повторил Торн.—Помните того РЕБЕНКА? Я хочу знать, откуда он.
— Я прошу вас, синьор,—предупредительно произнес монах.
— Вы сознались ИМ,—закричал Торн,—теперь сознайтесь МНЕ! Я хочу знать, откуда тот ребенок!
— Мне придется попросить вас...
Монах хотел взяться за кресло Спиллетто, но Дженнингс преградил ему путь.
— Отец Спиллетто!— заорал Торн в немое, неподвижное лицо.—Я умоляю вас! ГДЕ ОНА? КТО она?! Пожалуйста! Отвечайте же!
Вдруг все загудело. В церкви начали звонить колокола. Звук был невыносимый, Торн и Дженнингс содрогнулись при страшном звоне, отражающемся от каменных монастырских стен. Торн взглянул вниз и увидел, как рука священника начала подниматься.
— Уголь! — закричал Торн.—Дайте ему уголь!
Дженнингс моментально кинулся вперед, схватил кусок угля со стола и сунул его в трясущуюся руку. Колокола продолжали звонить, рука священника, дергаясь, чертила на столе корявые буквы, каждый раз вздрагивая при звуке колокола.
— Это какое-то слово,—возбужденно вскричал Дженнингс.—Ч... Е... Р...
Священник затрясся всем телом, пытаясь чертить дальше, боль и напряжение переполняли его, он раскрыл рот, и оттуда послышался какой-то звериный стон.
— Продолжайте же! — настаивал Торн.
— В...—читал Дженнингс.—Е... Т...
Неожиданно колокольный звон оборвался. Священник выронил уголь из судорожно сжатых -пальцев, и голова его упала на спинку кресла. Измученные глаза уставились в небо, лицо было покрыто потом.
Все стояли в тишине, вглядываясь в слово, нацарапанное на столе.
— Червет?..—спросил Торн.
— Червет,—отозвался Дженнингс.
— Это по-итальянски?
Они обернулись к монаху, который тоже смотрел на слово, а потом к Спиллетто.
— Вам это слово о чем-нибудь говорит? — спросил Торн.
— Черветери,—ответил монах.—Я думаю, что это Чер- ветери.
— Что это? —спросил Дженнингс.
— Это старое кладбище. Этрусское. Кладбище ди Сантанджело.
Тело священника снова задрожало, он застонал, пытаясь что-то сказать, но потом внезапно затих.
Торн и Дженнингс посмотрели на монаха, тот покачал головой и произнес с отвращением:
— Черветери — это сплошные развалины. Остатки гробницы Течалка.
— Течалка? — переспросил Дженнингс.
— Этрусский дьяволобог. Они сами были почитателями дьявола. Место его захоронения считалось священным.
— Почему он написал его? —спросил Торн.
— Я не знаю.
— Где оно находится? — спросил Дженнингс.
— Там ничего нет, синьор, кроме могил и... одичавших собак.
— Где оно? — нетерпеливо переспросил Дженнингс.
— Ваш шофер должен знать. Километров пятьдесят к северу от Рима.
Гроза из Рима перенеслась за город, сильный дождь замедлял их движение, особенно после того, как они свернули с главного шоссе на более старую дорогу, грязную и всю в рытвинах. Один раз машина застряла, въехав задним левым колесом в канаву, им всем пришлось выходить и толкать ее.
Приближалось утро, небо светлело. Дженнингс заморгал, пытаясь разглядеть, куда же они заехали. Постепенно до него дошло, что это уже Черветери. Перед ним возвышался железный забор, а за ним на фоне светлеющего неба виднелись силуэты надгробий.
Дженнингс вернулся к машине, подошел к передней дверце, вынул ключ из зажигания, открыл багажник, отыскал свой аппарат и зарядил новую пленку. Взгляд его упал на железный ломик, валявшийся в углу багажника среди промасленных тряпок. Дженнингс достал его, оглядел и заткнул за пояс, потом осторожно закрыл багажник и пошел в сторону ржавого железного забора. Земля была сырая, Дженнингс замерз и дрожал, двигаясь вдоль забора в поисках ворот. Но их не было. Проверив еще раз фотоаппарат, он влез с помощью дерева на забор, на секунду потерял равновесйе и порвал пальто, неудачно приземлившись с другой стороны. Поправив камеру и поднявшись, Дженнингс направился в глубь кладбища. Небо становилось все светлей, и теперь он мог разглядеть вокруг могилы и разбитые статуи. Они были сделаны довольно искусно, хотя и подверглись сильному разрушению. Изуродованные каменные лица холодно и отрешенно взирали на снующих внизу грызунов.