Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

«...У нас есть установившееся мнение относительно по­рядка, постоянства и обновления материального мира, окру­жающего нас. Хотя каждая часть его преходяща и все эле­менты его движутся, все же он связан законом постоянства, и хотя он постепенно умирает, он так же постоянно и возро­ждается. Исчезновение одного только лишь дает рождение другим, и смерть-—это появление тысячи новых жизней. Каждый час бытия свидетельствует о том, как преходяще и как одновременно с этим твердо и велико сие грандиозное существование единства. Оно подобно отражению в воде: всегда одно и то же, хотя вода течет. Солнце заходит, чтобы снова взойти, ночь поглощает день, чтобы он снова родился из нее, такой же ясный, словно никогда и не угасал. Весна становится летом, а потом, пройдя лето и осень,—зимою, но тем яснее и ближе становится ее возвращение, которое все равно восторжествует над холодом, хотя к холоду весна стре­мится уже с самого первого своего мгновения. Мы горюем о майских цветах, потому что они непременно завянут, но мы знаем, что однажды май непременно возьмет вверх над ноябрем, и этот круговорот никогда не остановится. Это учит нас надеяться и никогда ни в чем не отчаиваться...»

— Да, это красиво,—тихо сказал Каррас, не отрывая взгляда от книги.

Сверху послышался крик беса:

— Негодяй! Подонок! Набожный лицемер!..

— Она всегда клала мне розу на тарелку... утром... перед тем, как мне уходить на работу.

Каррас вопросительно посмотрел на Крис.

— Регана,—пояснила она и опустила глаза.—Я совсем за­была, что вы ее раньше никогда не видели.—Крис высморка­лась и коснулась пальцами век.

— Вам налить немного бренди в кофе, отец Кар- рас? — спросила она, силясь придать голосу бодрость.

— Спасибо, не нужно.

— А для меня просто кофе не подходит,—прошептала она.—Я налью себе бренди, если вы не возражаете.

Крис вышла из кухни.

Оставшись один, Каррас мелкими глотками допил свой кофе. Ему было тепло в свитере, надетом под рясу. То, что он не смог успокоить Крис, слегка расстроило его. Он вдруг вспомнил свое детство, и ему стало грустно. У него жила со­бачонка Джинджер, простая дворняга, которая однажды за­болела и лежала в ящике прямо в его комнате. Ее все время лихорадило и рвало, и Каррас укрывал ее полотенцами, за­ставлял пить теплое молоко. Потом пришел сосед и сказал, что собака больна чумкой. Он покачал головой и добавил: «Надо было сразу же делать уколы». Однажды он вышел из школы... на улицу... они шли парами... И на углу его ждала мать... она была очень грустная... потом она взяла его за руку и вложила в нее монетку в полдоллара... он тогда еще обра­довался: так много денег!., и тут же раздался ее голос, мяг­кий и нежный: «Джинджер больше нет...»

Он посмотрел на горькую черноту в чашке и ощутил хо­лод утраты.

— Проклятый святоша!!!

Бес все еще был в бешенстве.

«Надо было сразу же делать уколы».

Каррас вернулся в спальню Реганы и удерживал ее, пока Шарон делала укол либриума. Доза на этот раз составляла пятьсот ^миллиграммов.

Шарон прижала тампон к месту укола, и тут Каррас изу­мленно взглянул на Регану. Ругательства на этот раз относи­лись не к ним, а к кому-то другому, кто был невидим и нахо­дился далеко отсюда.

— Я сейчас вернусь,—сказал он Шарон и спустился на кухню, где в одиночестве за столом сидела Крис, подливая себе в кофе бренди.

— Вы не передумали, святой отец? — спросила она.

Он отрицательно покачал головой и устало опустился на стул.

— Вы разговаривали с ее отцом?

— Да, он звонил.—Молчание.—Он хотел поговорить с Рэге.

— И что же вы ему сказали?

— Я сказала, что она ушла в гости.

Снова тишина. Каррас взглянул на Крис и увидел, что она смотрит на потолок. Он заметил, что крики наверху наконец смолкли.

— Мне кажется, либриум подействовал,—с удовлетворе­нием произнес Каррас.

В дверь позвонили. Он посмотрел на Крис, и она уловила догадку в его глазах.

Киндерман?

Потянулись долгие секунды. Они ждали. Уилли отдыха­ла, Шарон и Карл были еще наверху. Крис резко поднялась и пошла в комнату. Она приподняла занавеску и посмотрела в окно на незваного гостя. Слава Богу! Это не Киндер­ман. Вместо детектива она увидела высокого пожилого муж­чину в поношенном плаще. Склонив голову, он терпеливо ждал под дождем, держа в руках старомодный, потертый че­моданчик.

Звонок прозвенел еще раз.

Кто он?

Удивленная Крис, пошла к выходу, приоткрыла дверь и высунулась в темноту.

— Я вас слушаю.

Поля шляпы скрывали глаза незнакомца.

— Миссис Макнейл? — раздался его голос. Он был чи­стым, мягким и вместе с тем достаточно уверенным.

Старик снял шляпу, и Крис увидела глаза, которые оше­ломили ее. Умные и добрые, они словно сияли и были на­полнены пониманием и состраданием. Они излучали тепло, и источник этой целительной энергии был одновременно в них самих и вовне, и поток этот не имел границ.

— Я —отец Мэррин.

Секунду она непонимающе смотрела на него, на его ху­дое лицо аскета, на рельефные, тщательно выбритые скулы, а потом поспешно распахнула дверь:

— О Боже! Пожалуйста, входите! О, входите! Видите ли, я... В самом деле! Я не знаю, где мои...

Он вошел в дом, и она закрыла дверь.