Измена

И мы, и американцы отдавали себе отчёт в том, что кому-нибудь в конце-концов, удастся напасть на след. Будет ли то досужий журналист или полицейский комиссар на пенсии, предсказать было невозможно. Впрочем, статьи из серии «Репортёр идёт по следу» нас не волновали.

Опасения вызывали действия параллельных служб, не поставленных в известность о деле, — только у американцев их десятки, из которых ЦРУ самое известное и самое заляпанное грязью.

Задачу слежки за коллегами в США успешно выполняло само ЦРУ. Мы же внимательно следили за тем, чтобы никто не вздумал серьёзно взяться за дело в Советском Союзе и в государствах с хорошей разведкой — ГДР, Польше, Китае, Франции, Испании, Великобритании, Израиле.

Стратегию разработал сам Семичастный, председатель КГБ. Через три года он ушёл в отставку якобы из-за опалы, но на самом деле для того, чтобы посвятить себя делу полностью.

Никто не обольщался. Невозможно бесследно скрыть наличие в недрах госбезопасности тесно спаянной, очень узенькой группки, занимающейся непонятными вопросами, никогда не выдающей на-гора отчёты о проделанной работе, никогда не упоминаемой в качестве примера замечательной или бездарной деятельности. Но эта группа исправно пользуется источниками информации, выписывает загранпаспорта, зарплату получает.

Просачивание информации в недра других ведомств, например в ГРУ, было неизбежно. Поэтому, кроме всего прочего, приходилось варить добротную солянку-гаспачо, запутывая не только иностранцев, но и своих же коллег.

Было решено назначить своего человека на пост начальника аналитического бюро советских вооруженных сил. Разумеется, свой человек — не более чем игрок, занимающийся проверкой слабых мест. Он не должен был подозревать о реальном положении дел.

Вадим был прав, шеф нашей группы КГБ Владимир Семичастный на самом деле обратил внимание на Глеба только потому, что тот занимался, хотя и весьма отдалённо, делом Кеннеди.

Но меня допустили до самых важных тайн не только потому, что дочь родителей-военных считалась особо надёжной. Начальство понимало, что через десяток-другой лет, когда страна напомнит американцам о давнем долге, мне будет гораздо легче оказать влияние на отца.

Так и случилось, конечно. Мои коллеги подтолкнули наверх папу, тот от дочери особо не таился. Он даже не подозревал, что я работаю в КГБ. Благодаря этим простым операциям, нам удалось легко проследить за деятельностью ГРУ по составлению досье для передачи американцам.

Не только проследить, но и обеспечить успех широчайшей операции самых законспирированных служб СССР и США, призванных как можно более безболезненно покончить с политической опухолью на теле земного шара — заскорузлой советской системой, представляющей с каждым годом всё большую опасность для всего мира.

Замечу, что когда папа пишет, что последнее задание поручено ему, только потому что казалось лёгким, как раз для пенсионера, он ошибается. Мы понимали, что папа при раскапывании архивов Кеннеди обязательно наткнётся на странности. К сожалению, это было неизбежно.

Рассказывать о наших методах подробно не буду, так как частично они просчитываются, частично доступны при изучении любых учебников психологии или шпионажа.

Часть вторая 5. Фламенко

Перечитала лощёный Вадимов бред, апофеоз патетической риторики. В писатели пойти моему благоверному, а не тайны Кеннеди разгадывать, цены бы ему не было: «И я медленно крутился, как в плавном и в то же время резком испанском танце. Мягко, но чётко, не позволяя трепещущей ситуации выскользнуть из объятий. Обволакивая, обольщая всплывающие загадки и тайны, увёртываясь от неожиданных всплесков противоречий. Режущими, отточенными, но и нежными движениями распутывая затвердевший за долгие годы клубочек. Пытаясь постичь единственный правильный ответ… Поиск… Разворот, очередное сваливание в пучину хаоса, опять разворот, теперь уже в обратную сторону… Отрывистый удар… Плавный, незаметный глазу переход на следующую грань, рывок и режущий грохот прозрения… Внезапное неистовство и головокружительный каскад, в котором взгляд теряется, сжимается, разрывается на физически ощутимые точки восприятия».

Ситуация, видите ли, у него трепетала. Нежными движениями распутывал затвердевший за долгие годы клубочек застывших фекалий, так сказать, разрываясь на точки восприятия.

Ни черта он ни понял, ни черта не хотел понять. Создал собственное царство, в котором правил благодарными подданными. И мысли не допускал, что реальная жизнь сложнее заумных хитросплетений с очередными обрушениями в пучины хаоса.