Извращенная преданность

— А как же твоя настоящая семья? Ты никогда не упоминаешь о них.

Губы Фабиано на мгновение сжались, прежде чем он сумел придать своему лицу обычное спокойствие.

— Каморра моя семья. Римо мне как брат. Мне не нужна никакая другая семья.

Я надеялась, что он расскажет мне больше о своей настоящей семье. Я заколебалась, не зная, стоит ли упоминать, что нашла статьи о них. Я не хотела выглядеть так, будто преследовала его, хотя это было так.

— Спрашивай, — сказал Фабиано, пожимая плечами, как обычно, читая мои вопросы по лицу.

— Я нашла кое-что о твоей семье в интернете. Там была твоя фотография и несколько статей о твоих сестрах. Один из них назвал тебя отреченныс сыном.

Его губы растянулись в сардонической улыбке.

— Интересный поворот событий, которые они истолковали в этой статье. — сказал он.

— Значит, ты уехал в Лас-Вегас не потому, что хотел стать здесь Капо?

— Я был бы счастлив стать советником Данте Кавалларо и его компании. Когда я еще ничего не знал, то думал, что для меня будет большой честью пойти по стопам отца. Теперь я знаю, что нет чести в том, чтобы унаследовать положение. Единственный способ заслужить власть это бороться за нее, истекать кровью и страдать.

— И ты это сделал, — сказала я.

Я видела шрамы. И даже без них. Ты не стала бы такой, как Фабиано, если бы жизнь не выковала тебя.

— Я, как и Римо. Он вырвал свою должность Капо из окровавленных рук человека, который считал себя способным на эту работу.

— А его братья? Что с ними? Поэтому они все должны сражаться Чтобы доказать свою ценность.

— Да, это одна из причин.

Странно, что человечество думает, будто зашло так далеко, что люди считают себя выше животных, когда мы тоже все еще следуем своим основным инстинктам. Мы смотрели снизу вверх на сильных, жаждущих настоящего лидера, Альфу, который вел бы нас по пути, взяв на себя принятия трудных решений. Острые ощущения борьбы за власть все еще захватывали нас, почему еще такие виды спорта, как борьба в клетке или бокс, так популярны?

Я поняла, что мы направляемся не к отцу и не к Фабиано.

— Голодна? — спросил он, кивнув в сторону КФС, уголки его рта дернулись.

Я кивнула, гадая, что он задумал.

— Как насчет цыпленка на ужин и Лас-Вегас для нас? — спросил он.

Я улыбнулась.

— Звучит идеально.

В машине пахло жареным цыпленком и картошкой фри, когда Фабиано вез нас на холм, место, где у нас было первое свидание. Вероятно, мы были единственными людьми, которые праздновали Рождество с едой из КФС, но мне было все равно. Не то, чтобы у меня было много лучших рождественских ужинов в предыдущие годы. Я была рада, что Фабиано не пытается имитировать традиционный праздник.

Мы припарковались на самом краю холма и ели, глядя на яркие городские огни.

— Я думаю, это лучшее Рождество в моей жизни, — сказала я между кусочками цыплёнка.

— Лучше бы этого не было, — пробормотал Фабиано.

Я пожала плечами.

— Значит, ты хорошо проводил Рождество с семьей?

Стены поднялись, но он дал мне ответ.

— Когда я был маленьким, пять или шесть лет, до того, как уехала моя старшая сестра. После этого все быстро пошло под откос.

Он замолчал и отложил наполовину съеденного цыпленка. Я слизнула соус с пальцев и смущенно опустила их, заметив, что Фабиано наблюдает за мной. Он потянулся к моему горлу и провел рукой по точке пульса, где оставил отметину два дня назад, его голубые глаза были собственническими и…более мягкими.

— Давай выйдем ненадолго. У меня есть одеяло в багажнике.

Фабиано вышел из машины и взял одеяло. Я подошла к капоту машины и окинула взглядом горизонт. Лас-Вегас выглядел как всегда. Он была ярким. Это мог быть любой другой вечер, кроме Рождества, и я была рада этому.

Фабиано подошел ко мне и протянул шерстяное одеяло. Я обернула его вокруг себя. Оно было мягким и пахло лавандой. Тело Фабиано напряглось, и он смотрел… нет, смотрел на маленький сверток в своих руках.

Темно-синий свёрток серебряной лентой. О, нет. Это было для меня? Мой желудок сжался. У меня ничего не было для него. Я даже не подумала об этом. Я так давно не праздновала Рождество, что даже не подумала купить ему подарок. И вообще, что я могла ему подарить? Он мог позволить себе любую роскошь.

Я оторвала взгляд от пакета и увидела, что Фабиано смотрит на меня так, словно пытается принять решение. Наконец он протянул руку с подарком. Я его не брала.

— Ты не должен мне ничего давать.

Его хватка на подарке усилилась.

— Я хочу, чтобы он исчез.

Окей. Я заморгала.

Я нерешительно взяла сверток.

— У меня для тебя ничего нет.

Он не выглядел удивленным.

— Ты не должна была, Леона. Ничего страшного.

— Вовсе нет. Уже много лет никто не дарил мне рождественских подарков, — призналась я и почувствовала себя уязвленной.

На мгновение выражение лица Фабиано смягчилось. Дрожащими пальцами я открыла свёрток. Внутри лежал браслет, подозрительно похожий на золотой. Его украшали маленькие голубые камешки.

— Он прекрасен.

— Надень, — сказал он, опускаясь на капот машины.

У него был очень странный взгляд, когда он рассматривал браслет.