К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

— Она уговорила Роджера уехать, ничего не сказав о ту. Но старик об этом узнал. Он намеревался оказать поддержку фирме Роджера. Все надежды и планы Клеменси рушились. Она до отчаяния любит Роджера — вот уж воистину, не сотвори себе кумира[154].

— Ты повторяешь то, что сказала Эдит де Хэвиленд.

— Да. Сама Эдит де Хэвиленд — еще один персонаж, который, по моему убеждению, мог это сделать. Но только не знаю для чего. Будь у нее причина, которую она сочла бы достаточно весомой, я верю, она вполне бы могла пойти на убийство. Она такой человек.

— Она ведь тоже беспокоилась о том, чтобы у Бренды были компетентные адвокаты?

— Да. Я полагаю, это вопрос совести. Ни минуты не сомневаюсь, что, если бы она это сделала, она не стала бы перекладывать на них свою вину.

— Скорее всего, нет. Но могла ли она попытаться отправить на тот свет Жозефину?

— Нет, — сказал я, подумав. — В это я не могу поверить. Что-то такое, кстати, мне говорила Жозефина… крутится в голове, но не могу вспомнить. Выскочило из памяти. У меня отчетливое ощущение, что что-то с чем-то не совпадало… Только бы вспомнить…

— Это нестрашно, — утешил меня отец. — Вспомнишь. Еще у тебя есть кто-нибудь?

— Да, есть. Что тебе известно о детском параличе? О его воздействии на характер, я хочу сказать.

— Ты имеешь в виду Юстеса?

— Да. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что Юстес самая подходящая кандидатура. Он не любил деда, был на него в обиде. Он мальчик странный и неуравновешенный. То есть явно с отклонениями. Он единственный в семье, кто мог бы, по моим представлениям, спокойно пристукнуть Жозефину, если она что-то про него знала — а похоже, она знала. Эта девочка знает все про всех. И все записывает в свою записную книжечку…

Меня вдруг осенило.

— Боже, какой же я осел! — только и оставалось мне воскликнуть.

— Что случилось?

— Теперь я знаю, что было не так. Мы решили, Тавернер и я, что этот погром в комнате у Жозефины, эти лихорадочные поиски были затеяны ради писем. Я думал, что она их заполучила и спрятала на чердаке. Но когда мы с ней разговаривали позавчера, она ясно сказала, что письма спрятал сам Лоренс. Она видела, как он спустился с чердака, пошла по его следам и обнаружила письма. И конечно же прочитала. В этом уж можно не сомневаться. А потом оставила там, где они лежали.

— Ну и что из этого?

— Что из этого? Да то, что кто-то искал в ее комнате не письма, а нечто совсем другое.

— И это другое…

— Черная записная книжечка, где она фиксирует свои «разоблачения». Эту книжечку и искали. Еще мне кажется, что тот, кто искал, так ее и не нашел. Значит, книжечка и сейчас у Жозефины. Но если так…

Я даже привстал.

— Если так, — продолжил за меня отец, — значит, ей все еще грозит опасность. Ты это хотел сказать?

— В безопасности она будет только тогда, когда уедет в Швейцарию. Ты ведь знаешь, что ее собираются туда отправить?

— А сама она хочет ехать?

Я задумался:

— Не уверен.

— Тогда она, скорее всего, и не поедет, — заключил отец. — Насчет опасности ты прав. Поэтому поезжай в Суинли Дин как можно скорее.

— Но все-таки, кто же это мог быть? Юстес? Клеменси?

Я был близок к отчаянию.

— Факты, по-моему, ясно указывают в одном направлении, — тихо сказал отец. — Меня удивляет, что ты сам этого не видишь…

Гловер открыл дверь.

— Прошу прощения, мистер Чарлз, вас к телефону. Мисс Леонидис звонит из Суинли Дин, говорит, что очень срочно.

Меня охватил ужас — повторялось все точно, как в прошлый раз. Неужели снова Жозефина? А вдруг убийца на этот раз не промахнулся?..

Я поспешил к телефону.

— София? Это я, Чарлз.

В голосе Софии было какое-то глухое отчаяние.

— Чарлз, ничего не кончилось. Убийца все еще здесь.

— Что ты хочешь сказать? Что случилось? Опять Жозефина?

— На этот раз не Жозефина. Няня.

— Няня?

— Да. В стакане было какао — это был стакан Жозефины… она не стала пить и оставила на столе, а няня решила, что жалко выливать, и выпила.

— Бедная няня! Она в тяжелом состоянии?

Голос Софии дрогнул:

— Чарлз, она умерла.

Глава 24

Снова начался кошмарный сон.

Я думал об этом, сидя в машине, когда мы с Тавернером ехали из Лондона в Суинли Дин. Это было точное повторение нашего предыдущего путешествия.

Тавернер иногда произносил какие-то бранные слова. Я же время от времени твердил тупо и бессмысленно одну и ту же фразу: «Значит, это не Бренда и не Лоренс. Значит, не Бренда и не Лоренс».

Верил ли я сам в это? Скорее, мне хотелось верить, хотелось уйти от других, более зловещих предчувствий…